Одноклассники

— Будем говорить о тебе, Урмет. Твое дело в общих чертах сейчас таково. Произошла утечка секретных материалов. Пока что установлена причастность Алликмяэ. Но не он сам находился в прямом контакте. Во всяком случае, он дал себя вовлечь, а когда понял, оказалось уже поздно. С его стороны мужественнее всего было поступить так, как он поступил, но в то же время следовало и сообщить — кто тот деятель, которому он доверял и который его фактически толкнул в могилу.

— Значит, ты думаешь, что Вяйно предал не умышленно?

— Если бы он был прямо связан с агентурой, мы бы едва ли сидели сейчас здесь. Ищут промежуточное звено, которого этот сукин сын не захотел выдать. Ну, я так понимаю, он хотел пощадить Валли. Надеялся, что могила травой порастет. Видишь, как поросла. Оставил наследство, оно теперь и жену и друга за глотку душит.

— Это только твои предположения?

— Самые общие контуры ситуации. Выводы не трудно сделать.

— Для меня самое важное, что Алликмяэ не предал намеренно. Теперь будь что будет. Конечно, в этом учреждении болтовня, с юридической точки зрения, — то же самое, что... Но все-таки с моральной стороны... уже нет ощущения, что пригрел змею на своей груди.

Лээс испытующе посмотрел на собеседника, и по его грубым чертам пробежала тень улыбки. Он хотел ответить, но дверь осторожно приоткрылась и в комнату впорхнули маленькие розовые ангелочки.

— Папа, мы хотели тебе сказать спокойной ночи, — произнесла старшая.

— Ну идите, скажите спокойной ночи, но сначала поздоровайтесь с дядей.

Чужого дядю торопливо приветствовали неловкими книксенами и стремглав бросились к отцу, который с удовольствием чмокнул их по очереди.

— Так, а теперь спать. И чтобы больше не было никаких шалостей. Бабушка тоже устала.

— Хорошо, а ты, папа, долго еще будешь разговаривать?

— Это, Сийрикене, уже не твое дело. Марш спать!

Шлепая тапочками, девочки убежали в другую комнату, Лээс закрыл за ними дверь и вернулся на свое место, продолжая разговор, словно за это время ничего не случилось.

— Факты, на основании которых тебя подозревают, меня не убеждают. Пусть ищут получше. У Алликмяэ имелись еще друзья и знакомые. Вот какие слова я скажу там, где надо. Но мое слово — только слово одного человека, это ты должен учитывать.

— Ты член бюро, а это для меня много значит.

— А у них действительно нет других фактов? — Лээс вдруг уставился на Урмета сверлящим взглядом.

— Еще один могу добавить, и уж больше совершенно ничего не знаю.

— А именно?

В двух-трех фразах Урмет рассказал о том, что недавно сообщила ему Ирена.

— И она все время скрывала? — удивился Лээс, усмехаясь. — Ну и женушка тебе досталась! Кто может поверить, что женщина хранит тайну? Конечно, я! — Лээс рассмеялся, обнажив белые, здоровые зубы. — Конечно, я верю, потому что знаю тебя. Ты бы в тот же вечер все привел в порядок. Вот это жена! Черт побери, она мне нравится. Ну скажи, чем ты так подорвал ее доверие?

— Раньше она мне во всем доверяла.

— Только на сей раз не доверила. Твоего теперешнего положения это не меняет. Но ты мог бы предупредить о подозрениях. Нет, действительно интересно, почему она тебе не доверилась?

Урмет вдруг резко поднялся.

— Знаешь, перед тем как прийти сюда, я очень плохо с ней говорил.

— Что ты ей сказал?

— Сказал ей, что она дура.

— Сиди спокойно, у тебя нервное перенапряжение. Если бы ты сказал жене, что она уродина, тогда другое дело. А сказать «дура», знаешь...

— Я раньше никогда не говорил таким тоном. И вообще я себя чувствую довольно паршиво.

— Иди отдыхай. — Лээс проводил гостя в переднюю. — Попробую подпереть тебя плечом. Если загремим, то уж вместе.

Проходя мимо театра-драмы, Урмет попал в густой людской поток. Спектакль только что кончился, транспорт был забит народом. Урмет свернул на улицу Мюйривахе, зашел в бар «Глория» и заказал себе водки. Погодя он взял еще порцию водки. Только после этого чуть-чуть захмелел, в усталое тело влилась жизнь.

Из гула мужских разговоров доносились отдельные слова, обрывки фраз: «С бабами так нельзя»... «Здорово, Эрни!», «Синий!», «Бабы, я скажу...», «Сто пятьдесят!», «Дайте еще триста сухого!», «Но это, скажу тебе, Эрни!», «Здесь не говори. Здесь этого не говори».

Обрывки, обрывки фраз, от них так устаешь. Жизнь идет. У каждого впереди свое целое, а тому, кого оттолкнули в сторону, хватит и обрывков, похожих на всплески и брызги водопада.

Урмет вдруг купил целую бутылку водки, сунул ее в карман пальто и вышел.

До дома он добрался только после двенадцати.

Ирена сидела внизу и притворялась, будто правит корректуру. Она поднялась только тогда, когда муж вошел в комнату, не снимая пальто, и со стуком поставил бутылку на столик у дивана.

— Почему ты не снимаешь пальто?

Эйно хрипло вздохнул.

— Ирена!

— Да?

— Ты посидишь со мной?

— Посижу.

— Тогда я сниму пальто. Но ты действительно не отвернешься от такого, как я?

— И об этом ты спрашиваешь меня? Меня?