Одноклассники, или Поколение lost

Он поцеловал и затем несколько дней не мог прийти в себя. Отчего-то было тягостно на сердце и даже противно. Нет, эта девочка вроде бы нравилась ему даже больше, чем первая и вторая вместе взятые – потому что она выглядела очень настоящей, очень такой девчачьей, в ней чувствовалось нечто, что потом так сильно нравилось ему в девушках – но он не мог её принять таким образом.

«Это неправильно, неправильно!», – сокрушался он и трусливо избегал встречи со своей «невестой».

Она ничего не испытывала к нему. Даже более – она его, видимо, едва терпела. Она выполняла обязанность. Ей просто не предоставили другого выбора. Так – и всё.

И он не знал, что ему делать. Пережил несколько дней невероятной «тоски» до того, как всё само собой взяло и разрешилось.

Как водится, во время игры. Мальчики против девочек, где главное оружие – репьи. Он наконец-то ощутил в себе покинувшую его уверенность и нещадно обрушивался градом колючек на всех девчонок, кроме той – «своей», и так заигрался, что закидал репьями её подружку с ног до головы. Одежда – ладно, но вот волосы… Волосы все были в репьях. Полный нокаут и просто кошмар. Игра тут же прекратилась, девки дружно обиделись, а больше всех та, которой он приходился «женихом».

– Ну, ты и псих, – поспешно и холодно сказала она, и он понял, что между ними всё кончено.

Потом ещё очень долго он не мог толком разобраться в себе: чего в нём тогда было больше – горечи потери или облегчения от освобождения.

Сердце всё время искало чего-то. И чем старше он становился, тем поиск становился настойчивее, наглее, пока не стал повседневным образом мысли.

Этот образ всегда имел женское лицо. Ощущение его, предчувствие и чувствование приходило внезапно, иногда облачаясь в людей из реальной жизни или из телевизора, иногда во что-то совершенно абстрактное, еле уловимое, выдуманное, но оттого почему-то более сильное, стойкое.

Он мог часами находиться точно в параллельном мире, как бы во сне, но ничуть не лишаясь сознания. Рождая картинки в своей голове и живя в них.

Самая частая картинка выглядела просто – некая девочка, тоже, как и он на тот момент, двенадцатилетняя, светловолосая, худенькая, миленькая такая и… согласная на всё.

Однажды, тёплой летней ночью, ему не спалось и он снова рождал картинки в своей голове. Но на этот раз та девочка вдруг обернулась женщиной, которую он хорошо знал. Это была молодая учительница, проработавшая в школе недолго.

К ней на уроки нередко приходил её то ли муж, то ли жених, то ли просто ухажёр и домогался до неё, думая, что детки глупые и совсем ничего не понимают. А потом она уволилась и навсегда уехала из деревни.

Учительница была очень добрая и очень красивая. Её трудно было забыть. И когда она стала картинкой в голове, то приятно было о ней думать, мысленно заставляя её делать всё, что душе угодно.

Поначалу его мучило чувство стыда, но он убедил себя, что это всего лишь фантазия. Сама учительница точно ни о чём не узнает. И вскоре страсть хлынула полным потоком. Там, в голове. И хотя там было всё, ему всё равно чего-то не хватало.

Он снял трусы и потрогал себя в месте, где «чего-то не хватало» больше всего. Это место увеличилось в размерах и затвердело. Зажав в кулаке свой орган, он начал делать нечто, чего никогда не делал – даже не знал, как это называется: двигать орган в руке туда-сюда, туда-сюда, ускоряясь и ускоряясь, производя, похоже, слишком много шума и потому ужасно боясь, как бы не проснулась мама и не увидела данное безобразие. А потом стало всё равно, и страх почти ушёл. Теперь страх заключался лишь в одном: чем закончатся эти движения. Они ведь должны были чем-то закончиться. Это чувствовалось всё сильнее и сильнее. Что-то нарастало внутри и вот наросло вконец и… вылилось.

Он испугался и пощупал простынь рукой. Было мокро. «Обоссался! – мелькнула первая мысль – Вот позорище!». Однако пролившаяся жидкость оказалась другой – такой вязкой и липкой, с незнакомым запахом. Да и лужица маленькая. И он с облегчением уснул.

Что бы это ни было – оно было ни на что не похоже. Очень приятно и очень неприятно одновременно. Поэтому утром он дал себе слово больше никогда так не делать. И не сдержал в первую же ночь.

Когда наступила зима, он познакомился с девочкой по имени Таня. С ней – втайне, конечно – желали дружить все мальчишки в школе, потому что она была особенная. От остальных девчонок её отличала какая-то недетская женственность, взрослость. Это никак не относилось к её внешности. Это было что-то внутреннее – в её словах, в её поведении, в её взгляде: притягивающее и соблазнительное.

В один из зимних вечеров в самый разгар игры – то ли в снежки, то ли катания с горки – он набрался храбрости и, обняв, поцеловал её в холодную щёку. Хотел вообще-то в губы, но в последний момент струсил.

Она, удивлённо вытаращив на него глаза, вырвалась и с гневом оттолкнула:

– Ты чё?! Дурак?!