Одноклассница

– Я не знал отца. Совсем. Он ушел от нас очень рано. А я и не думал о нем совсем. Как будто и не было его никогда. Сам я не искал отца, даже мыслей не было. Но однажды он сам объявился. Отец думал, что я обижен на него буду, слушать даже не стану. А я если честно, даже не знал, как реагировать. Кто он такой? Просто посторонний человек. Но потом слово за слово. Разговорились. Через некоторое время снова встретились и, кажется, даже сблизились. Мне тогда показалось, что я приобрел нечто важное. Как будто звено недостающее вернулось на свое место. Он про себя рассказал. Что семья у него есть другая. Двое детей. Две дочери. И вот время пришло про меня вспомнил. Говорил, что корил себя за то, что бросил нас. И решил найти. Короче, он был очень рад, что нашел меня. А при этом так нашёптывал аккуратно, что, мол, не он один виноват. Мать тоже неправа. И ни одного доброго слова про мать не говорил: что вырастила, одна. А я и не замечал этого. Горд был, что отец нашелся, что не безотцовщина, оказывается, я. Но матери ничего не говорил про отца. Как-то не знал, как сказать. Вину, наверно, чувствовал перед ней. А потом решил начать издалека. Стал расспрашивать про отца. Что да как. Но она отнекивалась, и видно, что обида в ней до сих пор сидела. А меня злило это. Разве не я больше всех пострадал от этого? Я же всю жизнь прожил без отца. Ей- то что. В общем понеслось. Излил на нее всю свою желчь и злобу. То, что на отца должен был излить, излил на мать. Во всем, что случилось плохого со мной в жизни, обвинил ее. А она в слезы, конечно. Не думал я, что моя мама, сильная, волевая женщина, может так плакать. В конце концов она убежала в спальню. Я опешил от этого. Понял, что перегнул палку. Подошёл к спальне. А она сидит на кровати, голову опустила и тихо плачет. А в ее руке мое старое детское фото. Мне бы сесть к ней и просто по-старому обнять. А я не знаю почему, про отца подумал. Что теперь я не один с матерью. Да и стыдно было перед ней, наверно, за слова свои. Ушел от нее, короче. Думал, позвоню отцу. Поговорю. Он-то меня точно поймет. А тот трубку не берет. Один звонок, другой. Глухо. На следующий день перезвонил. Я попросил встретиться. Он нехотя согласился. И при встрече я все понял. Не нужен я ему. Он думал, что виноват передо мной, что грех на нем. А тут все гладко. По крайней мере, он так понял. Вот и неинтересно ему стало. Я-то думал, что это он – чужой. А оказалось, что я. Ирония такая вот. А еще через день матери стало плохо. Мамина сестра позвонила, ошарашила. Мне всегда казалось, что мама – несгибаемой человек. Только жизнь кого хочешь согнет.

– И что потом? – тихо спросила Елена.

Я ответил:

– Болезнь, ремиссия. Конечно, она меня сразу простила… Выходит, что я тоже предатель… И знаешь, в ее глазах я начал замечать незнакомую тоску, глубокую тихую. Хотя, может, мне это просто показалось.

– И все?

– А что еще? – растерялся я.

– Ну да. Остаётся только пожалеть себя.

Я совершенно не был готов к такой реакции. Мне стало неприятно от этих слов, и я искренне пожалел, что согласился разоткровенничаться. Чутье мне подсказывало, что дело добром не закончится, но быдло уже поздно.

– Ой, извини меня, пожалуйста, – опомнилась она. – Это моя вина, мы просто не поняли друг друга. Не обижайся только. Если честно, я ожидала другого, вот и ляпнула не подумав.

– И чего же ты ожидала? – спросил я, раздосадованный таким поворотом. – Ты хотела другого размаха, а вместо греческой трагедии тебе пришлось довольствоваться скучной бытовухой? Правильно?

– Нет! Что ты», —сказала она извиняющимся тоном. – Да вообще забудь. Я попросила рассказать про сокровенное, ты рассказал…, и я рада, что поделился.

Я замолчал. Как ни странно, в тот момент я подумал не про маму или Лену, а про отца. Уже по-настоящему. Мне стало понятно, что после его возвращения я так и не осмыслил для себя, что такое отец. И только сейчас рядом с Леной для меня со всей ясностью открылась моя неполноценность. Это осознание надломило меня еще сильнее. Мысли мои одна за другую цеплялись за это осознание, все больше и больше погружая в тягостное уныние. И ко всему прочему снова зазвонил телефон Лены. Не знаю почему, но я был уверен, что это ее Максик. Я не выдержал:

– Ответь уже!

Сказал я это неприятным тоном. Резким и злым.

– Тебе-то что? – ответила она тоже резко, явно удивленная моей грубой реакцией. – Мое дело – отвечать или нет!

– Твое дело?! Все бежишь и бежишь. Из школы, из города, из семьи! Теперь вот от него.

– Конечно. А ты хотел бы, чтобы от тебя? Не дождёшься.

Я всегда замечал, как женщины могут чувствовать мужчину, видеть всю его подноготную, чтобы потом ударить в самое уязвимое место. Этой силой обладает только слабая женщина.