Одноклассница

– Нет, правда. Я вообще много, где была: в Финляндии, Германии, в Канаде даже была, еще куча стран, все там было, кроме моря. Может карма такая. Вдруг я была пиратом в прошлой жизни, страшным-престрашным капитаном Черная борода. Вот меня свыше и наказали проклятием сухопутной жизни.

Я засмеялся. «Боже, – подумал я, – какая она чудесная!» Человек все-таки очень силен, не зря он царь мира.

– Если честно, – начал я осторожно, – у меня вообще в памяти самые яркие воспоминая про море и маму. Не думал я, что стану таким сентиментальным. Я много чего в жизни сделал. В смысле нехорошего. Успел-таки. Но вот думаю, что есть в жизни одно свойство человека, наверно, самое главное его проклятье или благословение – человек все быстро забывает. Вот только сегодня он может кого-то на бабки большие кинул, лучшего друга, допустим, а вечером… Ну или на другое утро, уже и не так тошно ему становится за себя. А пройдет еще время, и он вообще в своих глазах снова становится кристально честным индивидом. Бух! Магия – и последний мудак уже и забыл, в чем руки его замараны.

– Не знаю. Я вот не всегда забываю плохое, —задумчиво сказала Лена. – А вот хорошее, хоть и помню всегда, но без эмоций, как будто и не со мной было.

– Тебе все равно повезло. Память – и есть человек.

– Саша, короче, что подумала. Ты если что, будь всегда на связи. Вдруг я буду смертельно больна, повезешь меня к морю. Ок? Как в фильме том. Ты, конечно, можешь быть здоровым, но меня довези до цели.

Сказала она это одновременно и так серьезно по-детски, и в то же время с веселым фейерверком в глазах.

– Слова пацана, – поддержал я мою Лену. – Ты какое море предпочитаешь?

– Главное, чтобы там безлюдно было и так торжественно меланхолично. Сам понимаешь, это же мой финальный аккорд. Как у Бетховена. Пабам – бам – пабабам!

– Ясно, – улыбнулся я.

Тем временем двери снова отворились. Вошла женщина лет тридцати пяти с девочкой лет семи. Они сели справа от нас. К нам спиной. Мама села у прохода, а девочка, как любят все дети, у окна. В руке у нее был пузырек розового цвета. Когда троллейбус тронулся, она привстала на сидении, чтобы повернуться к нам лицом. В одной руке она держала открытую баночку, а в другой крышку с насадкой для пускания пузырей. Она несколько раз энергично вставила насадку в баночку, после чего приставила ее к ярко-розовым губам и слабым дыханием выпустила из кольца несколько розово-фиолетовых пузырей. Они полетели в нашу сторону. Почти все ее пузыри лопнули на пути к нам, но один долетел до Лены. Она, подыгрывая девочке, очень театрально надув щеки, отправила пузырь обратно к девочке. На что та ответила огромным удовольствием, крепко-крепко жмуря карие глаза.

– Красивый город.

– Думаешь? – спросила Лена. – Дайка пригляжусь.

Она вперила свои прекрасные глаза в окно с моей стороны.

– Нет, – твердо сказала она. – Не получается заразится твоим взглядом. Ничего прекрасного не вижу.

Она перевела взгляд с окна на меня. Взгляд ее был приятный, очень располагающий, нежно обволакивающий.

– Кстати, не знаю, какой ты был раньше, но тебе идет этот твой теперешний образ. Мне как женщине польстило бы внимание такого мужчины.

Я улыбнулся.

– Нет, правда, – продолжала она. – Конечно, не все идеально. Но что-то есть в тебе. Близкое, что ли.

Я сосредоточился. Хотя был уверен, что она не вспомнит меня. Я сам вообще с того класса, кроме нее, никого бы не узнал. Все вытравила память. Только мутная гладь осталась, с редкими воспоминаниями на темной поверхности.

В тот момент мне показалось, что она готова была меня поцеловать.

Глава 8