Одноклассница

То была удивительная осень. Каникулы уже давно закончились, но теплые деньки, пропитанные запахом костра, вселяли надежду на непроходящий праздник детства. Все мои друзья жили верой в то, что тепло теперь будет всегда. Я тоже верил в праздник, но не долго. Потому что мама огорошила меня новостью, от которой у меня похолодело внутри. Нам нужно было переезжать. Мамина родственница оставила нам свою квартиру. Хорошую, просторную, не чета нашему тесному коммунальному уголку. Только это был другой конец города, конечно же, со своей школой. Я был в отчаянии. Странное дело, когда ушел отец, я совсем не чувствовал тогда разлуку с ним. А вот потерять связь с Леной, посторонним мне, по сути, человеком, я боялся до жути. Это был последний день, когда я видел Лену. Утром было еще солнечно, из окна доносился приятный, слегка кисловатый запах палой листвы. Весь день я не находил себе места, мне хотелось сделать что-нибудь, рассказать обо всем Лене. Обнять ее крепко и заплакать от своего горя, чтобы она разделила его со мной. Но все никак не хватало сил. Но что не сделалось ранее, навряд ли сделается после. К концу уроков небо затянуло облаками, не такими, которые бывают летом, а грязновато-серыми и совсем безжизненными под стать умирающей природе. В коридоре я не мог оторвать взгляда от Лены, жадно ловя глазами ее движения и мимику. В один момент, будто чувствуя мое пристальное внимание, она замерла и медленно подняла свои благородно – пронзительные, как одухотворённый кристалл, глаза. Взгляды наши встретились. И открылось мне тогда, что на самом деле значит расставание.

Я так и не посмел подойти, просто пройти с ней рядом, чтобы запомнить это как самое главное. И уже когда я вышел из школы и вдохнул всей грудью последнее напоминание о былом тепле, мне захотелось еще раз увидеть Лену. И я во всю прыть бросился к ее дому, к тому месту, где я столько раз наблюдал за ней издалека. По пути начался дождь, уже совсем не дружелюбный и ласковый, а холодный и раздражающий. Но я бежал, бежал как мог, не замечая колючие капли и промокшие кеды. Остановился я уже почти у ее дома. Под старой осиной была не так зябко, я пытался отдышаться, уверенный, что опоздал. Мне казалось, что тогда весь мир был против меня, и надежды совсем не было. Только все было иначе. Оказалось, что я прибежал раньше Лены. И в тот самый момент, когда я хотел пойти восвояси, передо мной оказалась она. Увидев меня она, очень ласково улыбнулась мне, такая же насквозь мокрая, как я. Она стояла, не говоря ни слова, то и дело сглатывая капли посиневшими губами.

– Кажется вот и осень, – сказала она.

– Да, это осень, – подтвердил я.

– Ты говорил, что много натворил в жизни? – спросила вдруг Лена.

– Говорил.

– Ну, рассказывай. Про тёмную сторону. О светлой я примерно поняла.

Город тем временем то вспыхивал яркими огнями иллюминации, приправленной блеском разнокалиберных вывесок, то зиял темнотой сонных дворов. Под фонарями проползали густые тени прохожих, которые иногда казались совершено неживыми, подобно манекенам. Из окна троллейбуса мир, и без того кажущийся лишь фоном, живой декорацией, становится особенно нереальным.

– Да что рассказывать? – сказал я рассеянно, не отрываясь от окна.

Троллейбус приближался к остановке. Он несколько раз слегка подпрыгнул на неровностях асфальта, сбавил ход и остановился. Я не выдержал и выбежал на улицу. Лена, конечно, бросилась за мной.

– Ты чего? Не хочешь не рассказывай. Хотя я с тобой была откровенна: про школу сказала, про отца.

Я еще некоторое время смотрел по сторонам, как загнанный зверь, ища спасения. Потом посмотрел на Лену. И мне вдруг стало ясно, что все это просто фантазии, глупые и тщетные надежды. Нечего в своем прошлом не найдёшь. Я уже не тот, и она уже другая. И терять нечего, когда все уже давно потеряно.