Однолюб

Нет, ничего особенного не происходило за последнее время. Ой, не смешите, пожалуйста, не знаю! Мимо меня клиент не пройдет. У меня вся картотека. Порыться? Для репортажа? И меня покажут? Ну тогда сколько угодно. Как говорится, хозяин – барин. Сотрудники? Разумеется, на рабочих местах. Все, конечно. Как говорится, не поработаешь – не поешь. На больничном? А, действительно. Губкин болеет. И надо же, зараза такая, хоть бы позвонил, предупредил. Пропал, как в воду канул. Наверняка в загул ушел. Почему? Телефон не отвечает. Жена? Так он холостой. И живет один. Где? Это вам тоже для репортажа?

Петр почувствовал, что идет по верному следу – это ее след, еще не остывший. А когда ведущего конструктора Губкина не оказалось дома, отпали все сомнения. Рудавин пошарил в кармане, достал связку отмычек и легко проник в квартиру.

Если здесь кто-то и жил, то наверняка несколько дней дома не появлялся. Запах стоял такой, что Петр закашлялся и закрыл платком рот и нос. Пошел на кухню. Ну конечно, рыба протухла. Хуже запаха придумать трудно. Рыба лежала на разделочной доске – распухшая и серая. Она была почищена, о чем свидетельствовала заляпанная чешуей раковина, и выпотрошена. Но вот нарезать ее на куски хозяин очевидно не успел. Почему, спрашивается? И куда он делся, бросив все свое хозяйство?

Петр осмотрел единственную комнату, открыл шкафы. Нет, трупа не было. Но азарт, прорезавшийся в Рудавине, тявкал теперь как легавая: определенно – след. Хотя никаких доказательств он еще не нашел. Компьютер заурчал, но разговаривать с Петром не стал. Никакой информации на диске не было. С экрана насмешливо светилось черное пространство ДОС. «Неумело», – пробурчал Петр. Если бы действовала сама, подкинула бы ложный след. Если она решила «встать на ноги», ей придется подождать. Заказ из Голландии придет не завтра…

Он запомнил фамилию – Губкин. Смешная фамилия, а потому легко запомнить. Она велела привести его к ней. Копать нужно глубоко, так она сказала. Она все знает. Губкин сделал все так, как она велела. А потом почему-то Губкин обмяк и. упал. И она испугалась. А потом сказала, что Губкин умер и его нужно закопать. В саду. Под яблоней. Ему будет хорошо под яблоней. Он теперь совсем как тряпичная кукла. Только глаза у него закрыты. Очень смешная фамилия – Губкин.

Ах да. Он совсем забыл про подарок. Столько дел переделал за это время, что вылетело из головы. Она сказала ничего не делать самому. Но ведь это не касается подарка. И потом, она ведь не говорила, что нужно прийти в тот дом и вытащить ее оттуда. А вышло здорово. И она обрадовалась. Подарку она обрадуется еще больше. Только бы снова не позабыть…

Рудавин осторожно закрыл за собой дверь. След еще не остыл, но никуда не ведет. Если Губкина нашла Людмила, то он уже никогда нигде не вынырнет. Она не совершит ошибки, коли речь идет о ее жизни. Но тот, кто с ней, – тот может оступиться. И тогда…

То, что Людмила задумалась о протезах, говорило Рудавину о многом. Она хочет уверенно стоять на ногах в прямом и переносном смыслах. А значит, полностью владеет собой и не собирается бежать куда глаза глядят. А раз не собирается бежать, значит, собирается мстить.

Петр шел по вечерней улице, небрежно помахивая портфелем. Машину он оставил за три квартала от дома. Неброские старенькие «Жигули». Тихие люди не афишируют свои возможности. Движок машины сконструирован в специальной лаборатории, так что догнать этот «жигуль» невозможно. Любой гонщик позавидовал бы. А внешне – чуть проржавевший капот, блекло-оранжевый цвет. На передних колесах резина почти лысая. Ни один угонщик не польстится. Хотя если польстится, то не откроет. А если откроет, то не заведет – точно.

Двигатель заработал, но к знакомым звукам, как ему показалось, прибавился еще один – скрежет. Петр молниеносно вытащил ключ зажигания, кубарем выкатился из машины и отбежал подальше. «Бомба, – крутилось в голове. – Она все подстроила…» Время словно замерло. Петр ошалело смотрел на свой «жигуленок».

Пришел в себя, лишь услышав заливистый хохот за спиной. На скамейке сидела компания подростков. Смеялись все. Один даже согнулся пополам, тыча в него пальцем. Петр распрямил плечи, опустил портфель, который все это время прижимал к груди. Действительно, смешно. Но возвращаться к машине он не спешил. Подозвал самого смешливого мальчишку, сунул полтинник, попросил закрыть дверцу. Тот ошарашенно посмотрел на купюру, потом – на друзей и демонстративно закатил глаза.

Когда мальчишка взялся за ручку дверцы, Петр инстинктивно пригнулся и сзади снова раздался взрыв смеха. Пацан нарочито сильно хлопнул дверцей и победоносно посмотрел на Петра. «Порядок, мужик. Спи спокойно!» И глядя ему в глаза, Рудавин пожалел, что машину вместе с этим гаденышем не разнесло только что к чертовой матери.