– С каждым бывает, – сказали оба в унисон.
– Я тебя все равно…
– Да знаю, – улыбнулся Май Брумович и включил телевизор.
Они взяли орешки, чай, устроились на диване и посмотрели несколько передач подряд.
– Мне кажется, укол уже начинает действовать, – пожаловался под конец Май Брумович.
Жена вместо ответа поцеловала его в лоб.
Никто их не беспокоил, звонков больше не было. Дрон отлетел в сторонку, чтобы не маячить в окне. Очевидно, его страховали и следили с крыши дома напротив.
Легли рано, едва стемнело. Перед сном немного почитали.
Жена обняла Мая Брумовича со словами:
– Ты герой. Ты это знаешь?
– Еще не знаю. Может быть. Ты завтра… ну, это… если я вдруг чего…
– Тсс. – Она приложила палец к его губам. – Давай спать.
– Давай.
Но сон не шел долго, и оба лежали молча, неподвижно, прислушиваясь к тиканью часов и уличному шуму. Заснули, не заметив как.
Жена очнулась первой в семь утра. Приподнявшись на локте, она уставилась на мирно сопевшего Мая Брумовича. Наглядевшись, встала и отправилась готовить завтрак.
Май Брумович нарисовался минут через десять. Он с хрустом потянулся и сладко тявкнул, когда зевнул. Такого за ним раньше не водилось. Жена ничего не сказала, но уронила ложку.
– Женщина придет, – заметил Май Брумович и скрылся в ванной.
Выйдя оттуда, он сел за стол и в один присест умолотил много всего. Рыгнул. Взглянул на помертвевшую супругу, расплылся в улыбке и подмигнул.
– Не терпится спросить, как оно?
– Не терпится, – призналась она.
Он подмигнул еще раз.
– Все будет хорошо. Я не стал тебе вчера говорить, но мне сообщили под строжайшим секретом: они подписали дополнительный протокол. Секретный. Наши тоже не дураки. Марсиане то ли не поняли, то ли не стали возражать.
– И что там сказано?
– Мы настояли, чтобы добавили одно слово, – ответил Май Брумович и со значением поднял палец. – Оно изменит ситуацию в корне. Добровольца превращают в
Штрихи к биографии
Пирожок, съеденный в очередной новоиспеченной пекарне, аукнулся поэту тяжелым поражением всех органов и систем. Сутки помаявшись между жизнью и смертью, поэт вообразил, что дело обошлось малой кровью, но не тут-то было. Что-то разладилось. Желудок – наверняка, а печень и все остальное – весьма вероятно. Неделю просидев на сухарях, поэт достиг опасной степени малодушия. Он отправился разбираться в частную клинику, которая как раз и открылась напротив пекарни.
Там его встретил дружный, единодушный в оценке коллектив во главе с дюжим администратором. Поэта провели по десяти кабинетам. Везде ему плескали руками, кивали, ахали, морщили лбы и насчитывали кто двадцать, кто тридцать тысяч рублей. Нащелкало порядочно. Поэт дернулся убежать, но администратор придержал его за локоть.
– Как же так? – удивился он укоризненно. – Мы потратили на вас столько времени! Давайте, подписывайте договорчик. Вот здесь. И здесь.
Через месяц к директору клиники пожаловал посетитель.
Директор, упитанный коротыш с колючими глазками, прятался в кресле и напряженно выглядывал из бороды. Посетитель имел внешность человека художественного, не от мира сего. Пончо, шарф, берет, желтые пальцы, зеленое лицо, пронзительный взгляд.
– Здравствуйте, – улыбнулся гость и сел. – Я к вам по неожиданному вопросу.
Директор молча кивнул и подобрался.
– Я литератор, пишу биографии. Серия «Жизнь замечательных людей». Видели эти книжки? Хочу написать о вас.
– Почему? – осторожно осведомился директор.
– Что – почему?
– Почему вам пришла в голову мысль написать обо мне?
Директор произнес это строго, но было заметно, что он уже растрогался и немного растаял.
– Но как же, – развел руками гость. – Само существование вашей клиники – уже достаточный повод. Вы современный успешный человек, выразитель эпохи. Ведь вы француз?
– Почему – француз?
– Так ведь написано, что клиника французская.
– Ну, у меня там дом, – застенчиво ответил директор. – Во Франции. А вообще, у нас французская аппаратура, французские лекарства…
– Знаю-знаю, – быстро сказал биограф. – Все это будет отражено.
– И почем? – спросил директор, не сомневаясь более в прочем.
– Что – почем? Книга?
– Да. Сколько вы хотите за написание?
– Помилуйте, да ровным счетом ничего. Она сама окупится. Я свое дело знаю. Готовы приступить?
Директор поерзал в кресле.
– Все это довольно неожиданно… Что ж, я могу. О чем рассказать-то?
Гость расчехлил планшет, утопил кнопку.
– Начинайте, а я потом наведу порядок…
– Только без диктофона.
– О чем разговор! Я понимаю. Не беспокойтесь, я быстро печатаю и стенографию знаю…
Директор глубоко вздохнул и возвел очи горе.
– Стало быть, так. Взял я кредит… Это было очень нелегкое дело. Моя история не устроила сперва один банк, потом второй, третий. Неприятности вообще навалились… не прошла одна важная платежка, я тогда занимался другим бизнесом. Подвел партнер… помню, мы вернулись из леса…
– Стоп, – выставил ладонь биограф. – Это весьма увлекательно, но несколько преждевременно. Не будем забегать вперед. Давайте сперва о детстве.