Одноразовый доктор

Мысли в голове Бармашова окончательно спутались. О рубце он, понятно, не подозревал, как не знала о нем и сама дама Соломенида. Оба они были искренни в истолковании случившегося: дела, по их мнению, каким-то чудесным образом пошли на поправку. Волшебница не знала, что и думать, и даже запаниковала, умело симулируя радость. Выздоровление медиума не входило в ее планы. А Данила Платонович позволил себе усомниться в мошенничестве и теперь смотрел на кристалл и черную простыню обновленным взглядом. Он склонялся к переоценке положения. Непроницаемый бегемот безмолвно соглашался: не все так просто. И в голову Данилы Платоновича впервые закралось сладкое и тревожное подозрение: неужто еще не кончилось? Неужто еще что-то есть впереди? И бегемот никакой не итог, не вместилище минувшего, а промежуточный этап, а то и начало?

Соломенида ужасала и отвращала, но подрагивавшая рука побивала всякую неприязнь. Целительные способности волшебницы были доказаны самым наглядным образом. Бармашов до того возбудился, что не заметил, как утратил еще один навык: он разучился выражать согласие и несогласие кивками и поворотами головы. Он запутался. Он не понимал, когда что делать, и мотал башкой, когда соглашался, а кивал – когда имел возражения; так заведено у некоторых народов. Иногда он позволял себе правильный жест, угадывал, но это превратилось в чистую случайность.

Запорожников, когда Соломенида яростным шепотом сообщила ему о странном прогрессе, помрачнел. Он бродил по кухне, что-то бормотал, брался за пузырьки с лекарствами и рассеянно ими играл. Данила Платонович сидел за пологом тихо, как мышь.

Банда не пришла к единому мнению насчет дальнейшего. Майор ушел, прихватив отступные, а дама Соломенида стала готовиться к вечернему сеансу. Ожидался наплыв гостей. И первая же посетительница пробудила в сердце медиума странное чувство. Пухлая пожилая женщина, усевшаяся напротив Соломениды, поселила в душе Бармашова смутное беспокойство. Что-то в ней было не так. Происходило невозможное, настолько невероятное, что Данила Платонович даже не смел заподозрить невероятность, ограничиваясь расплывчатой тревогой.

Женщина, украшенная кольцами, серьгами и бусами, мяла в руках миниатюрный носовой платок. Весь вид ее выражал недоверие к волшебнице вкупе с острым желанием поверить. Она сообщила, что отвратительно себя чувствует. Посетительница пожаловалась на скверный сон, ломоту в костях, безрадостные мысли, колотье в боку и паровозные шумы в правом ухе. Выказывая здравость рассудка, она признала, что по отдельности эти жалобы кажутся пустяками, но вместе делают ее жизнь совершенно нестерпимой.

И вдруг ее глаза, удивительно живые и жгучие для преклонного возраста, натолкнулись на бегемота.

Данила Платонович все это видел через маленькую дырочку, которую он провертел в Сатурне. Но он недолго соглядатайствовал из своего чулана. Дама Соломенида, не заметившая странной перемены в посетительнице, прошла за полог и выкатила Бармашова. Рука у того мелко дрожала, губы подпрыгивали. Он верил и не верил, и он ужасно боялся. Женщина встала.

– Данилка, – сказала она голосом, который за сорок лет не изменился ни на йоту.

Грузная особа, заламывавшая перед Данилой Платонычем руки, приобрела мистическую прозрачность. Внутри кружилась точеная фигурка, и яркое платье развевалось, образуя колокол. Та, которая не изменилась ничуть, смеялась и дразнила своего Данилку, посматривая из-за плеча.

В горле Данилы Платоновича забил гейзер.

– Ка-тя, – сказал он хрипло.

Бегемот скромно торжествовал. Тайны обнажились, карты раскинулись полукругом и распахнули рубашки. Даниле Платонычу не был назначен боевой подвиг, и героическое служение правопорядку тоже сделалось ни при чем. Вереница событий привела его к совершенно иному финишу. Подвиг оказался другого свойства: отвоевать у времени улыбку, оживить мертвое, отомкнуть бегемота ключиком и достать из него свернувшееся клубком прошлое – достать, расправить, повесить на бельевую веревку, проветрить и примерить на себя. Нужно было просто дожить, вот и весь подвиг.

26

Волшебница почуяла неладное.

Она быстро схватилась за спинку кресла.

– Медиуму нехорошо, – объявила она. – У вас опасная аура. За вами тянется кармический шлейф…

– Да это же мой Данилка, – улыбнулась пожилая Катя, не слушая даму, и Бармашов испытал второе потрясение. Не только голос, но и чувства Кати остались прежними. И Данилкина немощь только усиливала их.

– Что ты здесь делаешь? – Катя спросила требовательно, с искренним беспокойством. – Ты болен? Кто эта женщина?

Данила Платонович длинно завыл и начал качаться взад и вперед, колебля кресло.

– Я перееду к тебе, – решительно объявила Катя. Все хвори сняло с нее как рукой. – Муженек мой преставился, дети выросли, я одна. Самое время заняться тобой всерьез.

Этого дама Соломенида стерпеть не могла. Она выхватила бумагу-договор и потрясла перед вероломной клиенткой: