– Между прочим, супчиков не будет, – объявила она безжалостным тоном. – И макарончиков по-флотски не будет. Я тебе не нянька и не мамка. Я – Магистр Черной Звезды. Покушаешь хлебушка – и хорошо. А если наделаешь в постель, я стану сосать бегемота. Посасывать его вот так – и вот так. И тогда ему будет плохо, он начнет умирать.
Данила Платонович очутился в капкане. Кто разбрасывает сеть, тот сам будет уловлен сетью; теперь он не мог обратиться к соседям. Он еще не знал, о каких ритуалах говорит Соломенида, но ему хватило ума смекнуть, что мероприятие будет коммерческим, и Запорожников приобретет в нем пай.
Соломенида, покуда Бармашов предавался неприятным мыслям, развешивала плакаты и афиши. Волшебница оказалась повсюду: в головном уборе, похожем не то на чалму, не то на простое банное полотенце. Многочисленные взгляды пронизали помещение подобно лазерным лучам, которые хитроумно пересекаются на подступах к музейному экспонату. На всех изображениях в руках у волшебницы был сверкающий кристалл, и она строго смотрела поверх кристалла. Тайное знание наполняло ее суровостью.
Поглядывая на статуэтку, Соломенида бормотала что-то грозное о Левиафане, Бегемоте и Асмодее.
Через несколько суток Данила Платонович узнал, насколько гнетущим бывает тайное знание, которым волшебница охотно с ним поделилась.
Собственно говоря, никакого знания не было, и тем труднее было подделывать осведомленность. Соломенида потребовала от Бармашова молчания и внутреннего огня. По ее распоряжению Запорожников лично вынул из кресла-коляски моторчик и доставил клетчатый плед. Сценарий требовал, чтобы Данилу Платоныча – отныне медиума – выкатывали в кульминационный момент пророчества. Выкатывали из-за кулисы, которой стала специальная черная простыня с луной и золотыми звездами, Соломенида доставила ее в багаже. Кулисой перегородили комнату, переставили кровать, и жилая площадь для Бармашова значительно ограничилась. Его наружность побудила волшебницу глумиться, ее колкие замечания наносили сердцу быстрые точечные удары, не оставляя рубцов. Для достоверности его обрили налысо, ибо дело шло о потустороннем мире, и голый череп отлично напоминал о скором и страшном переселении.
Простыню натянули туго, так, что она представлялась стеной. Соломенида наполнила дом вонючими свечами, черными и красными. Телевизор перенесли в комнату, где она поселилась и куда запретила входить; взамен Данилу Платоныча одарили маленьким магнитофоном, умевшим играть мистическую музыку. Прибор замаскировали, надевши сверху роскошную румяную бабу из тех, что согревают чайники. Рязанская внешность бабы не сочеталась со звездами, луной и кристаллом, но этот дикий диссонанс оказывал именно то действие, какого ждали: приводил в замешательство, притягивал и одновременно отталкивал.
Бармашов очень надеялся, что дама Соломенида проколется на пузырьках. Но пузырьки вызвали у нее смех.
– Разве это поможет? – высокомерно спросила она у Данилы Платоныча, который подглядывал за ней из комнаты. Она встряхнула баночку, поставила на стол. – А вот это – поможет!
Соломенида сдвинула брови, загудела, заработала руками, как будто гладила невидимого бегемота, проглотившего пузырьки. Бармашов не знал, верить ли ее колдовству. Он склонялся к неверию, но сомнения в таких случаях всегда остаются. Хуже всего было то, что энергию, которой Соломенида зарядила лекарства, не получалось пришить к уголовному делу.
Волшебница сочла нужным посвятить Данилу Платоныча в некоторые детали.
По ее словам, он принадлежал к древнему роду, происходил от волхва из окружения Рюрика. Сам же волхв происходил непосредственно от атлантов. По этой причине у Данилы Платоныча существовал незакрывающийся третий глаз. В настоящее время Данила Платоныч пребывал в состоянии добровольного стасиса, осаны и нирваны, благодаря чему оказался отличным проводником космической информации. Бармашов не поспорил бы с этим, даже если бы мог, его занимало одно – сколь долго он будет востребован в качестве потомственного атланта. Он знал, что Соломенида лишь приспособила к своему делу подвернувшийся материал, не особенно нужный. И если атлант посчитает правильным переместиться в иные сферы действительности, то будет больше кислорода.
От Бармашова требовалось одно: торжественно сидеть и молчать.
– Ты не припадочный? – Соломенида останавливалась над ним в задумчивости. – Это было бы очень кстати.
Квартира сделалась капищем, и непонятно – чьим. Соломенида легко обходилась без поименного перечисления демонов и богов. Из ее скупых объяснений вытекало, что это был переменный состав.