Одноразовый доктор

Во избежание мятежа и самодеятельности Данилу Платоныча систематически шантажировали и запугивали судьбой бегемота. Соломенида указывала, что жизнь Бармашова заточена внутри бегемота, как иголка в Кащеевом яйце. Ясновидческие способности колдуньи подтверждались, Бармашов был испуган по-настоящему. Он никогда не признавался себе в этом интимном назначении бегемота, но его секрет разоблачили и растолковали так легко, так небрежно, что магические пассы над пузырьками уже не виделись безобидными.

23

Данила Платонович предполагал, что теперь-то, хотя бы и против желания, он увидит мошенничество в зените, квадрате, кубе. Шутки кончились. Творилась коррупция в эшелонах власти. Майор не скрывал намерения брать с волшебницы солидный процент и обсуждал эти материи в присутствии Бармашова, не смущаясь нисколько. Но все обернулось гнетущим убожеством.

Соломенида колдовала равнодушно. Горели свечи, звучала космическая музыка – впустую. Глупость посетителей обескураживала, и Даниле Платоновичу было ужасно совестно выезжать на колесиках из-за простыни, изображавшей достойное удивления звездное небо, и выдавать себя за бесстрастного посредника.

– Приготовьтесь, – обращалась Соломенида к очередной гостье: приходили все больше женщины, мужчины почти не шли, а если и проявлялись, то с убедительными печатями вырождения: без кадыков, заики, с ушитыми заячьими губами. – В присутствии медиума вы должны вести себя тихо. Он может очнуться, и случится горе.

В голосе Соломениды не было завываний, она не выпучивала глаза. Речь ее становилась вкрадчивой, быстрой; на первых порах это можно было ошибочно принять за профессиональное усердие – хоть что-то, думал Бармашов, но нет, никакого усердия, просто выработанный за годы автоматизм. Иногда голос вещей дамы срывался, обнажая нетерпеливую алчность; тогда Соломенида начинала кашлять, застенчиво опускала очи, катала магические шары, оглаживала колючий кристалл. Данила Платонович беспомощно дожидался своего выхода за простыней. И вот изнанка Вселенной раскрывала свою великую тайну: Соломенида вставала, медленно шла за кулису и торжественно выкатывала Данилу Платоновича.

Посетители, неготовые к появлению надменного инвалида, хватались за сердце. На пятом сеансе Бармашов сообразил: Соломениде и ни к чему стараться, потому что он выполнял основную работу. Он был ужасен и гадок, и неожиданное возникновение гадкого, его внезапное соседство с прекрасным и звездным, еще недавно самодостаточным, производило шок. Жалкая броня, еще остававшаяся при госте, не выдерживала и лопалась вдоль; панцирь разваливался надвое, его беззащитное содержимое было готово выложить деньги и удалиться, если прикажут, не получив даже совета, за которым явилось.

Соломенида, празднуя победу, пружинистыми жестами выкладывала карты. В зависимости от расклада она дозировала магическое воздействие Данилы Платоновича. Диапазон был невелик: от одной минуты до четырех. Гостю следовало закрыть рот и пристально рассматривать угрюмого Бармашова, и то же самое делала дама Соломенида. Гость сосредотачивался на вопросе, и вопрос телепатически перетекал в Данилу Платоныча. Данила Платонович, как положено медиуму, подключался к единому информационному полю и обращался непосредственно к универсальному разуму – без фамильярности, но с достоинством. Потом отфутболивал ответ Соломениде – разумеется, тоже беззвучно. Волшебница вздыхала, потому что ответы отличались расплывчатостью и оказывались неутешительными. Возникала необходимость в повторных визитах и сеансах.

Соломенида не забывала и про свое обещание лечить Данилу Платоновича.

– Энергия! – объясняла она ему, когда пребывала в добром расположении духа. – Ты, дорогой мой помощничек, получаешь энергию. Ты питаешься ею, высасываешь ее из их глаз. Они мысленно обращаются к тебе, и получается мостик. Между вами. И очень скоро тебе станет хорошо.

В отчаявшемся человеке живет не просто надежда на чудо, но готовность уверовать в любую нелепицу. Как знать? Что-то же ведь происходит, когда посетители созерцают Данилу Платоныча, а он созерцает их. К тому же у Соломениды есть диплом. Может быть, он поддельный, но ведь и фальшивые деньги суть копии настоящих. А потому возможно, что где-то существует университет, выдающий такие же дипломы, но настоящие, ибо не бывает дыма без огня. И так далее, с очевидными выводами.

Бармашов почти не верил Соломениде, но не решался бунтовать. Да и не мог. Никто его не травил, и рядовые члены очередной банды не караулили во дворе. Запорожников, жиревший на глазах от подношений, хранил волшебницу надежнее, чем многочисленные бесплотные слуги, на которых она туманно ссылалась.

24

Беды, гнавшие клиентуру к даме Соломениде, были удручающе однообразны.

Как правило, они сводились к бытовым козням, коммунальному неудовольствию, кухонно-прачечной досаде. А многие беды оказывались любовными драмами.