Соседи приладили к постели Бармашова металлический брус, за который можно было схватиться и сесть. Так было удобнее.
Они же прикатили коляску с моторчиком, подарок от ГУВД. Ездить было некуда, и Бармашов катался из комнаты в кухню и обратно; по пути он заворачивал в прихожую, знакомился с ней, осматривал, прощался, перебирался на кровать.
Сиделки рукоплескали ему, откровенно глумясь. Данила Платонович помалкивал таинственно и кротко. Все вошло в удобную колею: многоликая Полина Львовна колдовала над пузырьками, преступного вида молодые люди решительно снимались с дворовой скамейки.
Данила Платоныч прятался за шкаф. Теперь, сидя в моторизованном кресле, он позволял себе громко хихикать, когда для преступников наступало время платить по счетам. Хихиканье вырывалось из его горла, как уханье филина. По лицу катились слезы, и оперативники думали, что он плачет. Им становилось совестно, и они, не понимая происходящего, начинали обращаться с задержанными бережно. Тогда Бармашов действительно принимался плакать от возмущения и досады, но разницы никто не видел.
Однажды Запорожников сказал:
– Послушайте, товарищ Бармашов. Я предлагаю упорядочить систему нашей коммуникации. Омоновцы врываются, калечат подозреваемых. Они ребята горячие, они солдаты, и спрашивать с них нельзя. Потом начинаются жалобы, встречные иски, освидетельствования, экспертизы. Адвокаты мешают жить и работать, прокуратура устраивает проверки. Давайте договоримся: два удара – прийти и тихо арестовать. Три удара – бежать бегом и действовать по обстановке. Четыре – примчаться и стрелять на поражение. Договорились?
– Блядь, блядь, – озабоченно забормотал Данила Платонович.
Запорожников схватывал на лету.
– Правильно, – согласился он. – Об этом я не подумал. Вы можете не успеть ударить четыре раза, если запахнет жареным. Тогда давайте наоборот. Четыре раза – задержать спокойно и вежливо, два удара – пробить с ноги, а потом застрелить.
– Ебать, – удовлетворенно кивнул Бармашов.
– Пять ударов, – подхватил майор и слабо улыбнулся: впервые за время знакомства.
…Наступил день, когда ухаживать за Данилой Платонычем явилась вещая дама Соломенида.
Запорожников предпочел ее прочим, соблазнившись баюкающим гипнотическим басом. Телефон, когда майор беседовал с дамой Соломенидой, вдруг превратился в аппарат для общего наркоза. Превозмогая себя, Запорожников приглашал посторонние образы и видел обезьянник с решеткой, ответственного дежурного по городу и настоящие сибирские пельмени. Эти картины помогли ему отчасти сохранить ясность ума, не до конца поддаться гипнозу и осознать, что клюнула настоящая акула.
Она действительно напоминала здоровенную рыбу, эта дама. Очень высокая, с одутловатым лицом и глазами навыкате, с маленьким подбородком, плавно переходившим в дрябловатую шею и далее – в стоячую грудь. Шуба на даме Соломениде была расстегнута и вся казалась разрозненной, наскоро собранной из отдельных частей соболей, бобров, нутрий, норок, белок и чернобурок. Каракулевая шапочка сидела чуть набекрень, теснимая тугим волосяным узлом. Накладные ногти цвета зрелого гонобобеля топорщились, будто колесные спицы. Прихожая наполнилась терпкими парфюмерными запахами, у Бармашова закружилась голова, а во рту появился сложный и не особенно приятный привкус.
В руках у Соломениды были верительные грамоты.
Телефонный дурман получил объяснение: грамоты оказались дипломами и афишами. Афиши оповещали о бесплатных сеансах тотального оздоровления с продажей амулетов и талисманов на вес. Дипломов было семь, все выданные разными академиями эзотерического мастерства. Последний датировался текущим месяцем; в нем говорилось, что Соломенида достигла в своем мастерстве девятой ступени, причислена к авгурам и архонтам, с чем ее и поздравляет экзаменационная комиссия.
Соломениде было достаточно один раз взглянуть на Данилу Платоныча, чтобы воздержаться от реплики «какие мы молодцы». По ее мнению, это было бы безответственным шапкозакидательством. Она поступила наоборот: приблизилась к охолодевшему Даниле Платонычу вплотную, скрестила на груди руки и поджала губы.
– Плохи дела, – сообщила Соломенида голосом доктора, который видит, как его пациент с токсическим гепатитом приканчивает припрятанную посудину с антифризом. – Отягощение кармы в предыдущих воплощениях.
– Вот как? – Запорожников иронически поднял брови.
– Именно так. Но ничего. Я работала с такими случаями. Мы вычистим чакры, откроем их и внесем изменения в единое информационное поле.
– И что тогда?