Одноразовый доктор

Минутой позднее с лестницы донеслись уверенные шаги. Как потом узнал Бармашов, вошли злые молодые люди с отравленной водкой, паяльником и молотком; с ними был нотариус – без оружия, но с портфелем.

В прихожей началась свалка, взорвалась светошумовая граната. Данила Платоныч закрыл глаза, подобрал палку, заботливо уложенную Грушей рядышком, и начал наносить неотразимые удары. Он вступил в воображаемую ролевую игру. Осатанелые призраки носились над ним, а он их гонял.

18

Прошло время, и по малинам и притонам поползли нехорошие слухи. Говорили, что в городе завелся страшный человек, от которого не возвращаются. Он рядится под обычного фраера и придает своему жуткому логову вид соблазнительной квартиры. Никто не знает, как он выглядит, потому что братва исчезает бесследно. Уже четыре банды, на счету которых был не один десяток домов и квартир, ушли на дело и канули в неизвестность. Никто не чирикнул, никто не прислал маляву. И привлекательность недвижимости пошла в уголовной среде на спад.

Странно, но эта потревоженная действительность совпала с воображаемым миром, который выстроил себе Данила Платоныч. Конечно, лишь в самых общих чертах. В обоих мирах Данила Платоныч был грозен. На этом сходство заканчивалось, ибо разрозненным фантастическим эпизодам всемогущества не удавалось выстоять против густой паутины причин и следствий, опутавшей настоящую жизнь. Так соприкасаются две окружности. Слияние ограничивается точкой, но в эту точку могла уместиться скромная биография. И еще оставалось место для нескромной.

После Галины Тихоновны к Бармашову явились и у него поселились Вера Васильевна, Анастасия Петровна, еще одна Полина Львовна и Федор Николаевич. Федор Николаевич – пожилой негодяй, прямо-таки силком внушавший доверие, – был все же мужчиной и оказал серьезное сопротивление при задержании, а потому непоправимо пострадал.

Теперь Данила Платонович установил капкан на Марию Михайловну. Драматургия достигла высокого профессионализма, все действия Бармашова стали отточенными. Мария Михайловна уверенно приближалась к краю пропасти.

В последний день ее опрометчивого проживания при своей особе Данила Платонович по уже установившейся привычке выглянул из окна, увидел злых молодых людей, томившихся на лавочке. Один был пониже, другой был амбал, откровенный дегенерат; оба пили пиво и посматривали на окно Бармашова. Тот сделал вид, будто выглянул просто так, побужденный старческим слабоумием. Оглянулся: все шло по плану, Мария Михайловна возилась с лекарственными пузырьками, меняла таблеточки. Она заметила, что Бармашов смотрит и понимает. Плоский северный блин, служивший Марии Михайловне лицом, разломился тонкой улыбкой.

– Ыыыы, ыыыы, – закричал Данила Платонович, разыгрывая беспомощность. Он навалился на палку всем телом, сдвинул брови, дрожал весь целиком.

– Вот так, мой милый, вот так, – говорила няня. – Сейчас полежишь, а потом мальчики придут.

Затягивать постановку не имело смысла. Бармашов победно каркнул и дважды ударил в стенку. Мария Михайловна уставилась на него в тревожном недоумении. Не успела она по-настоящему испугаться, как ее уложили на пол и вошел Груша, державший перед собой амбала, который был согнут под углом о девяноста градусах и мелко семенил. Руки амбала были заведены назад и закованы в наручники, лицо превратилось в раздавленную гроздь черного винограда. Напарник амбала был без сознания, его волокли волоком.

– Бежать хотел! – громыхнул Груша, и бойцы вторили ему раскатистым хохотом.

Тут послышался конно-кавалерийский топот каких-то посторонних сапог. Груша громыхнул еще что-то, на сей раз обеспокоенно, однако не успел ничего сделать. В квартиру-западню повалили незнакомые люди, одетые в камуфляж, броню, резаные чулки и каски. Грушу уложили на пол рядом с амбалом и то же самое проделали над его отрядом – который оказался ни в чем не повинным и был оправдан уже на следующий день.

Полковник Яцышев пытался оказать сопротивление, но ударный сапог надавил ему на голову, и Груша замолчал.

Вошел поджарый незнакомец в дешевеньком костюме; от незнакомца пахло простым табаком и носками. Под мышкой у него была кожаная папка. Он был похож на утомленного волка в исполнении художника из «Мурзилки».

– Вы арестованы, полковник Яцышев, – объявил незнакомец. – И вся ваша банда – тоже.

– Ыыыы, блядь, – кричал Бармашов, совершенно растерянный.

Незнакомец оценивающе поглядел на него.

– Наслышаны о вас. Вы молодец, товарищ Бармашов, вы в рубашке родились. Как, по-вашему, поступали эти мерзавцы с вашими сиделками? И с их подручными? Они брали с них колоссальные деньги, обещали отпустить. Вот оно как. Заманивали, арестовывали, вымогали суммы. И убивали. Денег у тех было много, недвижимость – доходное дело. Разве не так, полковник Груша?

Груша смирно лежал на полу, надутый и обиженный.

И тут у Данилы Платоновича от волнения прорезался сравнительно членораздельный вопрос:

– Как… как… со мной?

Волкообразный пленитель Груши поднял брови.