Одсун. Роман без границ

Иржи молча уходит – наверное, он тоже из породы волхвов, непонятно только почему, приняв сан, продолжает каждую ночь смотреть в ночное небо, ведь власть астрономии прекратилась две тысячи лет тому назад, а я последний раз качу по деревне в «Зеленую жабу». Дорога пустая, едва освещенная, велик привычно подпрыгивает на неровностях и бьет в седло. Когда у меня появятся деньги, первое, что я сделаю, – куплю себе новый байк, горный, с толстыми шинами, рессорами, с переключателями скоростей, а в придачу еще костюм, защитные очки, шлем кросс-кантри, и мы станем вместе с Катей рассекать по здешним горам. Сначала вдвоем, а несколько лет спустя втроем, вчетвером…

Благодушие сочится из меня, как жир из куска мяса на вертеле, и я вдруг понимаю, что счастлив. Счастлив ожиданием своего счастья, счастлив своими воспоминаниями, счастлив этим днем, этой ночью, этим небом и землей, этим ветром и благодарен, словно маленький мальчик, всем и каждому, кто встретился и еще встретится мне в жизни. А еще я думаю о том, что Петя был прав: если получится у нас с Катей, то получится и у всех остальных. Закон о бабочке должен действовать в обе стороны, и раз когда-то мы с Катей столкнули Украину с Россией, значит, теперь должны помирить. Ну или хотя бы сделать шаг в сторону примирения, ибо ни русские, ни украинцы до сих пор не поняли одну вещь: как бы мы друг на друга ни злились, сколько бы гадостей ни говорили, сколько бы ни копались в истории и братской крови ни проливали, на Небесах про нас написано – либо вместе спасетесь, либо вместе погибнете. Я это сегодня в телескоп в звездарне отца Иржи разглядел.

Народ в кабаке давно разошелся, грек наливает мне пива, улыбается, слушает мой сбивчивый рассказ про словацкий вид на жительство, новый байк и работу миморядным профессором на философском факультете университета Кирилла и Мефодия и цокает языком.

– Я же говорил, что Иржи все сделает. Нас, православных, в мире мало, и мы должны друг другу помогать.

Всем бы нам твои слова в уши, милый Улисс, пусть даже это ты донес на меня чехам и рассказал, что я там смотрю про них в интернете. Но настала ночь, когда прощаются все грехи.

В «Жабе» сегодня был аншлаг. Играли немцы и продули мексиканцам. С минимальным счетом, но, думаю, вся Америка Латина ликует. Великий Лёв промахнулся. Понятно, что немецкий тренер свое возьмет и уж до полуфинала-то немцы точно дойдут, но все-таки латины отомщены за позор четырехлетней давности, когда бразильцы у себя дома продули Германии один-семь.

Чехи тоже в экстазе, оттого что немецкая машина наконец-то сломалась. Может пройти много десятилетий, столетий, и те и другие сколь угодно признают взаимную вину, попросят прощения и заживут в унии, но всякий раз, когда будут играть немцы, чехи станут болеть против них.

– Отличный у вас чемпионат, – приговаривает Одиссей и щелкает пальцами. – Отличный. Хорошо, что его никуда не перенесли. Жаль только, наши не попали.

– Наши – это какие? Чехи? Греки?

– А, и те и другие, – машет он рукой, улыбаясь еще добрее, однако по каким-то мелочам я чувствую, что он не настроен сегодня много разговаривать и хочет, чтоб я поскорее ушел. Устал старик.

Непонятно другое: девчонки из Николаева, которые обыкновенно норовят первыми ускользнуть и которым сегодня тоже досталось, торчат тут, причем лица у них скучные и злые. Даже у безропотной Оксаны.

Ага, похоже, ночью в «Зеленой жабе» будет снова работа!

– Я хочу помочь, – говорю я эллину и смотрю в ясные глаза дельфийского пророка.

Он делает вид, что не понимает меня.

– А знаешь ли ты, мой хитроумный Одиссей, что будет отмечать Организация Объединенных Наций через три дня, когда мне исполнится пятьдесят лет?

– Мои поздравления, мальчик. – Улисс наклоняет седую колючую голову и умывает руками лукавое лицо.

– У нас не поздравляют заранее с днем рождения. Дурная примета. А прогрессивное человечество, к которому ты принадлежишь, отмечает каждый год двадцатого июня Всемирный день беженцев. Пожалей девчонок, эксплуататор, они и так замучились твоим буржуям пиво носить. Лишняя пара рука вам ночью не помешает. Правда, девчата? – оборачиваюсь я к ним.

Спецоперация