Первая из них может быть названа автоархеологией
. Она представляет собой аналитическую реконструкцию своего «Я», основанную на рефлексии впечатления и тех отношений, путь к которым это впечатление ознаменовало. Весьма точным, если говорить о такой форме активности, является название «ландшафтная аналитика». Его можно трактовать так: ведущие и участники расшифровывают формулу личности, основываясь на данных о том, в какие отношения с какими ландшафтами вступил тот или иной участник (что «отозвалось», вызвало впечатление). Почти как химик-аналитик, который может установить состав исследуемого вещества в серии опытов, в которых это вещество вступает (или не вступает) в реакции с другими. Такая методология не нова для психологии. Существует целый ряд т. н. аналитических подходов: психоанализ, транзактный-анализ, экзистенциальный анализ и т. д. Их объединяет установка на поиск какой-то скрытой сущности по ее видимым следам. В психоанализе это реконструкция содержаний бессознательного на основе толкования снов, оговорок, ассоциаций и т. п. В транзактном анализе — выявление циклично повторяющегося сюжетного сценария в биографии, видимом поведении и т. п. Этот же принцип положен в основу такой формы психодиагностики как проективные тесты. Подобную практику можно представить также как сбор свидетельств о себе: «что обо мне говорит факт, что меня манит к устью этого ручья, а не к его истоку?»Автоархеологические раскопки — всегда послойная работа, в ходе которой участники могут увидеть как более поверхностные содержания своей личности (например, разделяемые ими стереотипы или питаемые иллюзии), так и более глубокие (мотивы, ценности, смыслы). Критически важно, чтобы ведущий-психолог бережно сопровождал такую активность участников и скрупулезная работа автоархеолога не превращалась в варварские действия черного копателя — найти металлоискателем «главный» артефакт, извлечь его на поверхность и забрать с собой, оставив на его месте раскуроченную зияющую дыру, уходящую вглубь сквозь все слои. Автоархеология, как и археология, увлекательна и захватывающа, но не стоит забывать, что, во-первых, мы имеем дело с живым человеком, так что автоархеолог оказывается отчасти и хирургом, а во-вторых, в отличие от культурного слоя, толщина которого ограничена, в личности можно копаться бесконечно (всегда будет виднеться что-то новое, что захочется извлечь). Зачастую совершенно необязательно доставать «вон ту блестящую штуковину, кусочек которой вроде бы показался». Иногда достаточно просто позволить ей быть там, где она есть.
Здесь уместно вспомнить притчу, услышанную автором еще в школе от учителя английского языка. Орнитолог по образованию, он рассказывал о том, как ушел из профессии после того, как обнаружил в степи орлицу какого-то нехарактерного для тех мест вида. Вернувшись на биостанцию, он рассказал коллегам о находке, но те не поверили и напомнили, что по правилам, птицу необходимо застрелить в доказательство ее существования. Кажется, он так и сделал, но бесчеловечность и бессмысленность происходящего (второй такой орлицы в тех местах ждать точно не приходилось) вынудили его сменить профессию.
Автоархеолог собирает музейную коллекцию символов своей жизни и обязательно сопровождает каждый экспонат табличкой — комментарием — интерпретацией. Интерпретация — главный метод аналитика: символ говорит о чем-то важном в личности и именно поэтому он ценен (а вовсе не сам по себе). Однако мультимодальность, глубина и многозначность символа сплющиваются при попытке его прагматического использования (например, в целях развития личности или победы над неврозом). В этом — парадокс интерпретации! Она помогает зафиксировать следы контакта с бессознательным и может быть полезна для решения проблемы, с которой работает участник, но перекрывает путь к раскрытию потенциала символа, который, очевидно, глубже. Будучи означенным как средство решения конкретной задачи, символ перестает быть «средством познания всеобщего» (именно такую характеристику символу дает Э. В. Ильенков [Ильенков 2006]). Интерпретация делает многозначный символ мертвым (или ставшим), фиксируя лишь одно из его возможных значений. Исчезает «тотальная импрессия», единомножие значений и смыслов. Может ли такая работа быть полезной для развития личности? — Безусловно. Можно ли считать такой формат символическим диалогом? — Вряд ли. Скорее это монолог или обмен монологами (см. эпиграф). Причем каждая реплика — акт оПРЕДЕЛения другого.