Одушевленный ландшафт. Сборник статей

Культурную (герменевтическую) персонологию представляли доклады А. М. Айламазян, Г. В. Лютиковой, Л. В. Молиной, Н. Д. Сафроновой, И. О. Сида, Т. А. Синицыной, Е. И. Ташкеевой.

Практический полюс персонологии ярче всего читался в докладах и мастер-классах Е. А. Анисимовой, А. В. Буренковой, О. В. Исаковой, О. А. Капцевич, А. Н. Клюшиной, Ю. В. Конопельцевой, Ю. Н. Морозовой, К. А. Пахоруковой, Н. Г. Пашинян, А. В. Титенкова.

Полюс же самополагания выступал на передний план в докладах М. Бродски, Д. С. Исаева, Д. В. Соловьева, О. и С. Долговых. Впрочем, честнее заметить, что каждый доклад, подобно драгоценному камню, играл всеми гранями персонологической пирамиды. Сказанное тем более верно в отношении круглого стола, посвященного феномену границы, который блестяще провел научный руководитель Центра персонологии В. А. Петровский.

Примечательно, что в докладах и мастер-классах то и дело возникали не только ожидаемые точки пересечения: представление о многослойности ландшафта, различение практики путешествий и туризма, внимание к феномену границы, но и довольно неожиданные: проблема невозможности применения к ландшафтным практикам субъект-объектной парадигмы и вообще описания ландшафта и человека в нем в терминах бинарных оппозиций, проблема неформализуемости и непрерывности (сплошности) ландшафта и ландшафтных практик, проблема диалогичности и антидиалогичности применительно к взаимодействию с ландшафтом и по его поводу.

Двадцатиминутные доклады едва ли могли вместить все, что хотелось обозначить: а это даже не столько сами ключевые сообщения, сколько подводки к ним, указания на их корни и исходный контекст. Но несмотря на это, были и содержательные пересечения, и ощущение понимания. Говоря о произошедшем на языках биосемиотики и культурной географии, можно было бы сказать, что профессиональные умвельты участников обнаружили ряд сходных локусов и начали синхронизироваться в единый культурный ландшафт.

Впрочем, для того, чтобы эта синхронизация состоялась, необходима регулярная работа профильного сообщества. Проблемное поле, намеченное на конференции будет прорабатываться в рамках ежемесячного семинара «Одушевленный ландшафт», а по следам конференции до конца года выйдет одноименный сборник работ.

Программа конференции «Психотерапевтические путешествия: теория и практика» (Самара-Подгоры, 8–9 июня 2019 года)

Программа конференции «Одушевленный ландшафт: развитие человека и территории»

(Нечаевские выселки, 11–13 сентября 2020)

Вместо заключения [15]

Ландшафтные аналитики имеют дело с особой реальностью. В чем особенность? Это — до-знаковая и вне-знаковая реальность, которую наш ум и наше сердце пытаются наполнить смыслами, превращая ее во что-то узнаваемое, понимаемое, культурное. Нам кажется, что нас ждут. «Привлечь к себе любовь пространства, услышать будущего зов». Но не иллюзия ли это? Может быть, никто не ждет? Однако мы упорны в своей человеческой миссии очеловечивания. Не важно, это естественное или искусственное нечто, оно все равно, как правило, прочитывается нами на человеческом языке, как если бы это естественное или искусственное само обладало речью. Его собственное происхождение здесь не играет роли. «О чем говорит дуб?» — вопрошает Хайдеггер. И говорит нам, о чем говорит дуб (как если бы он подслушал). А что такое «Великая китайская стена»? Курт Воннегут отвечает словами одного из героев «Сирены Титана»: это послание нам с далеких звезд. Расшифровывайте!

Но природа — нечто другое, чем наша речь. Вот Тютчев: «Природа — сфинкс. И тем она верней Своим искусом губит человека, Что, может статься, никакой от века Загадки нет и не было у ней». Загадки вроде бы нет, но губит, потому что мы сами — это понятно! — проецируем в нее свои загадки.

А самое загадочное — то, что происходит между строк, между слов, между междо-метий, — то, что еще никем и ничем не помечено: когда «нет слов», когда нужные слова еще не родились.

Да, я хочу повторить: именно между строк, между ассоциациями, в актах становления мысли в слове, в этих точках внезапности переходов — самое главное, соприродное, бессловесное, тайное. И в этом, возможно, глубинная общность между плеском волны и всплесками мысли: ведь ни то ни другое не служит чему-то предзаданному, не обслуживает чьи-то намерения, в том числе наши, не потакает имеющемуся интересу. Разве не в этом личностный смысл того, что происходит? Ведь это не просто «значение для меня», как понимают смысл некоторые, но переживаемая динамика меня самого, моего «Я» в контакте с чем-то. Вспышка молнии и гром небесный порождают движение во мне, мое «Я» при этом затронуто, что, на мой взгляд, и есть личностный смысл происходящего.