Если мысль эта хотя бы отчасти справедлива, то, даже пытаясь ее опровергнуть, мы максимально приблизимся к идеалу самопознания. Если она неверна, то дуга саморефлексии полуавтоматически разгибается вовне, и то, что ты считал тобой, на самом деле оказывается «остальным миром». В итоге этот окружающий тебя (или включающий тебя при необходимости) мир опять же упрямо и неизбежно познаёт самоё себя.
В лингвистическом плане сие означает, что рождающиеся в языке новые термины и понятия, говорящие о любом новом явлении в любой сфере и на любом уровне реальности, сообщают нам нечто новое прежде всего о нас самих. Поэтому в процессе работы над Словарем культуры XXI века[20]
, включающем в себя лексемы из самых разных (и зачастую очевидно далеких от антропологии) сфер жизни, дуга рефлексии полуавтоматически согнулась на самоё себя, и инициаторами проекта была основана при философском факультете МГУ Лаборатория по изучению человека и культуры XXI века.Таким образом, изучаем ли мы окружающий мир или самих себя, так или иначе первым подспорьем в работе могут стать для нас наиболее значимые неологизмы.
Продуктивный случай «вопроса, содержащего в себе ответ». Сформулированная в виде артистически-легкомысленного, казалось бы, оксюморона (Одушевленный ландшафт) концепция диалогического проекта, в который автор был приглашен, оказалась ключом сразу к нескольким разрозненным наблюдениям и вопросам, подспудно тревожившим его последние годы.
В числе этих проблемных пунктов и были некоторые из неологизмов, собранных в ходе коллективной работы над Словарем культуры XXI века, такие как польдермодель, синрин-ёку, фитософия и др. И до этого момента не хватало именно подобной «точки зрения», некоего
«Одушевленность ландшафта», даже если это чистая метафора, — в любом случае метафора его субъектности. И в любом случае метафора подразумевает возможность в том или ином формате коммуникации с этим субъектом.
Среди неологизмов, предложенных для Словаря-21 из Нидерландов, серьезным глобальным потенциалом, по мнению редакции, обладает понятие
Лексема, возникшая около 1990 года, обозначает алгоритм достижения консенсуса между разными группами или слоями общества не путем конфликта, — то есть революционного по сути разрыва социальной ткани и сшивания ее по новой схеме, — а путем регулярных переговоров. То есть — максимального доверия к эластичности этой ткани.
Морфема «польдер» — старинный термин. Он обозначает особый фрагмент ландшафта: земли, которые человек для своего обитания и хозяйствования отвоевал у водной стихии. Отвоевал путем постройки дамб или иных гидротехнических сооружений и ценой огромных усилий. (Значительная часть территории Нидерландов, как мы помним, бывшая акватория океана.) Польдер, с одной стороны, создание человеческого гения, но с другой и в итоге — это всё такая же, хотя и по-новому, неотъемлемая часть ландшафта.
Практика создания польдеров существует сотни лет и неизменно требует консолидации общества, поиска консенсуса между всеми его частями, между разными этнокультурными и тем более социальными группами. Море одновременно справедливо, коварно и жестоко. И, самоопределяясь по Налимову, наступая на сушу, чтобы отвоевать у людей обратно свое, оно вечно учит людей согласию, обучает поиску компромиссных и максимально плавных решений. Мир между людьми поддерживается за счет того, что идет постоянная война с морем.
Однако, как известно, война — это прежде всего коммуникация, примитивный способ общения. Значит, воинственно коммуницируя с людьми, море, то есть ландшафт, тем самым шлет им постоянный месседж: «Миритесь!»
Значит, польдермодель — это запись послания, полученного нами от ландшафта, но уже без указания, как бы за ненадобностью, его источника?