Читаем Одушевленный ландшафт. Сборник статей полностью

В условиях ландшафтной аналитики мы не столько познаем природу, сколько узнаем в себе то, что находим в природе или она производит в нас. Мы, конечно, временами отражаем природу, но это не обязательно значит, что мы подражаем ей.

Быть может, прежде губ уже родился шепотИ в бездревесности кружилися листы,И те, кому мы посвящаем опыт,До опыта приобрели черты.(О. Мандельштам)

Да, речь идет о том, что мы именно посвящаем опыт, а не просто выводим опыт жизни из созерцания или понимания природы. Что-то в нас с природой совпадает и так…

Так вот, давайте примем, что даже тогда, когда при этом вспоминаем что-то, то это не просто повтор чего-то, — это порождение нового, того, что рифмуется с природой. Здесь то, что условно может быть названо слиянием. Жаль только, что «правильных» слов для обозначения этого «общения», как производства общего с природой, — что таких слов еще нет, если, конечно, иметь в виду науку, а не поэзию. А может быть, такие слова и невозможны в силу несводимости природного к знаковому и символическому? Ведь слова должны схватывать суть «объекта», а здесь как?

Как-то, вы знаете, одной ученой даме я жаловался: не могу найти слова для обозначения того, что происходит в глубоком контакте с природой, когда мы, например, входим в океанскую волну, — как это назвать? «Предметной деятельностью» не назовешь, «самопостижением», «когито» — тоже нет, «общением» как коммуникацией — тоже с натяжкой. Говорят, у японцев есть хорошее слово… Дама покраснела и сказала: «…Соитие».


А что? Хорошее слово!

Postscriptum

Игорь Сид

Одушевленный ландшафт: пролегомены к фитософии

…Говорили эти холмы и камни, но они не видели ни меня, ни проходивших здесь в течение тысяч лет кочевников и воинов, чьи движущиеся тени были такими же призрачными и случайными в гаснущем вечернем свете, как и я. Стоический монолог адресовался ни к кому, как вой ветра, как шорох радиопомех, как песня-мычание человека, закопанного по шею в песках… Jacaranda Help me out tomorrow[16]

1

В одной из работ Василия Налимова[17] [Налимов 1993] вкратце описывается тысячелетняя жизнь типичной морской бухты. Ландшафт этой бухты под воздействием стихий — ветровой эрозии, постоянного притока волн, приливов и отливов — постоянно меняется. Меняются в течение сотен и тысяч лет, в каком-то непонятном нам таинственном ритме, очертания этой бухты. За всем этим можно усмотреть какие-то простые, примитивные элементы субъектности, рефлексии, волеизъявления. «Как выстроить себя?» — вопрос, который непрестанно решает эта бухта, — нечто несводимое ни к части океана, ни к части прибрежного ландшафта.

«Такова уж биожизнь», как писал поэт Виктор Коваль[18].

2

Геопоэтическому тексту, фрагмент которого оказался здесь чем-то вроде эпиграфа, недавно исполнилось двадцать лет [Сид 2002][19]. Задолго до каких-либо возможных догадок и попыток научного анализа, на уровне базовых, почти зоологических эмоций когда-то пришла уверенность: пейзаж может быть посланием. Фрагмент начинался так:

Маленькой компанией мы шли на закате холмистой степью к северному побережью Керченского полуострова, к заливу у села Мама Русская. Простор был теплым и ласковым, о дневном зное как бы не помнилось, море еще не показалось вдалеке. И мною постепенно овладело почти мистическое — нет, не чувство, а ощущение, физиологическое ощущение единства с геологическим пространством вокруг. Во мне всё отчетливее звучал некий древний голос, зов — не зов, какая-то длинная, ВЕЧНАЯ монотонная фраза не из слов, а, может быть, из биотоков…

Таким образом, автор недвусмысленно утверждает, что получил некий месседж от ландшафта. Сам месседж и его содержание остались как бы за скобками, была просто проба вербализации ощущений, которые посетили автора при путешествии через определенный ландшафт. Говоря современным языком, автора отчего-то заинтересовали в первую очередь не данные месседжа, а его метаданные.

К особой роли метаданных в сигналах от ландшафта мы еще вернемся.

3

Итак, биографический факт гласит, что ландшафт, воспринимаемый в повседневной жизни как скромное обстоятельство места, способен в каких-то иных контекстах — например, в путешествии — превращаться в подлежащее или даже в сказуемое. Нам остается это предложение, эту фразу не из слов услышать и разобрать.

4

С той нехитрой мыслью, что, исследуя мир (или любой объект в нем), человек исследует в конечном счете, если не исключительно, самого себя, спорить — дело неблагодарное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Масса и власть
Масса и власть

«Масса и власть» (1960) — крупнейшее сочинение Э. Канетти, над которым он работал в течение тридцати лет. В определенном смысле оно продолжает труды французского врача и социолога Густава Лебона «Психология масс» и испанского философа Хосе Ортега-и-Гассета «Восстание масс», исследующие социальные, психологические, политические и философские аспекты поведения и роли масс в функционировании общества. Однако, в отличие от этих авторов, Э. Канетти рассматривал проблему массы в ее диалектической взаимосвязи и обусловленности с проблемой власти. В этом смысле сочинение Канетти имеет гораздо больше точек соприкосновения с исследованием Зигмунда Фрейда «Психология масс и анализ Я», в котором ученый обращает внимание на роль вождя в формировании массы и поступательный процесс отождествления большой группой людей своего Я с образом лидера. Однако в отличие от З. Фрейда, главным образом исследующего действие психического механизма в отдельной личности, обусловливающее ее «растворение» в массе, Канетти прежде всего интересует проблема функционирования власти и поведения масс как своеобразных, извечно повторяющихся примитивных форм защиты от смерти, в равной мере постоянно довлеющей как над власть имущими, так и людьми, объединенными в массе.http://fb2.traumlibrary.net

Элиас Канетти

История / Обществознание, социология / Политика / Образование и наука
Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители
Мать порядка. Как боролись против государства древние греки, первые христиане и средневековые мыслители

Анархизм — это не только Кропоткин, Бакунин и буква «А», вписанная в окружность, это в первую очередь древняя традиция, которая прошла с нами весь путь развития цивилизации, еще до того, как в XIX веке стала полноценной философской концепцией.От древнекитайских мудрецов до мыслителей эпохи Просвещения всегда находились люди, которые размышляли о природе власти и хотели убить в себе государство. Автор в увлекательной манере рассказывает нам про становление идеи свободы человека от давления правительства.Рябов Пётр Владимирович (родился в 1969 г.) — историк, философ и публицист, кандидат философских наук, доцент кафедры философии Института социально-гуманитарного образования Московского педагогического государственного университета. Среди главных исследовательских интересов Петра Рябова: античная культура, философская антропология, история освободительного движения, история и философия анархизма, история русской философии, экзистенциальные проблемы современной культуры.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Петр Владимирович Рябов

Государство и право / История / Обществознание, социология / Политика / Учебная и научная литература