Офелия

– Ты его не видел, что ли? Ошейник клепанный, на запястьях браслеты с шипами. Эти твари родились в неволе, они не помнят перворечи, не знают, что нельзя трогать себе подобных. Они полностью отмороженные, Пит. Их специально натаскивали убивать. Скармливали мясо их же сородичей. Тренировали на боях. Учили любить боль. А потом наловчились запускать к конкурентам по выставкам. А с утра вылавливали жертву бойца по кускам. А твой папаша решил, что этот верзила Офелии деток заделает? Да она от него еле спаслась!

– То есть Офелия… она сама из воды выбралась?

– Сама. И лошадку вытащила. Держи, я ее прихватил с собой. Пострадала бедная девчонка очень сильно. Но если выживет – на ней все заживет, снова будет красавицей.

Питер обхватил старую игрушку обеими руками, и снова повисла тишина. Йонас хмуро вглядывался в пелену дождя над трассой, Питер смотрел на хрупкую белую руку за толстым стеклом, ловя малейшее ее движение.

– Йон, мы же довезем ее?

– Не сомневайся.

Дождь ослабел, небо позади «Посейдона» посветлело, налилось розовым, как спелое яблоко.

– Рассвет, – улыбнулся Йонас, поглядывая в зеркало заднего вида. – Мечты сбываются. Давно хотел встретить рассвет с другом.

Питер посмотрел на него – улыбающегося, ясноглазого, с растрепанными светлыми волосами и совершенно июльскими веснушками. Страх отступил, остался далеко позади, и ему не по силам было догнать катящийся по шоссе серебристый «Посейдон». Сейчас Питер верил в бога, как никогда раньше, и у этого бога было имя Йонас.

– Знаешь… – начал Питер, и Йон тут же перебил:

– Это словцо Кева, не смей его тырить!

– Неважно. Ты лучший в мире друг. И самый смелый человек из всех, что я знаю. А еще ты водишь лучше, чем Ларри, – честно признался Питер. – И я уверен: ты точно станешь великим футболистом!

– Круче Пеле? – прищурился Йонас.

– В сто раз!

– И ты обещаешь нарисовать мой портрет?

– Обещаю!

Впереди показался указатель, и Йонас повел грузовик на развилке влево. Дувр остался правее, а пробивающееся сквозь тучи солнце согревало щеку Питера. «Посейдон» съехал на грунтовку, пошел тяжелее и медленнее, колыхаясь над глубокими лужами.

– Пит, я тоже скажу, пока настрой нужный. – Йонас облизнул пересохшие губы и взглянул на друга: – Ты – моя семья. Большего и не надо. Ах-ха, и Лу. Мелкий, не дуйся. Я тебя тоже очень люблю. Больше, чем полосатые конфеты! Кстати, кто тебя так расписал? Зубы-то все целы?

Питер смутился, показал поднятый вверх большой палец и только открыл рот, чтобы рассказать Йону про вчерашнюю драку в школе, как позади цистерны взвыли сирены полицейских машин. Йонас выругался сквозь зубы, прибавил газу.

– Хоть бы миль сорок пять в час, – процедил он сквозь зубы. – Дава-а-ай!

Питер обернулся: со стороны города далеко-далеко виднелось несколько машин с проблесковыми маячками. И они стремительно приближались. Йонас выжимал из грузовика все, что мог, машину заносило в грязи, двигатели ревели так, что закладывало уши. Лу испугался и переполз с торпедо на колени юному водителю, а оттуда – в нагрудный карман.

– Хорош оглядываться! – крикнул Йонас. – Мы вперед поедем, а они пусть в грязи завязнут, ах-ха!

Он расхохотался, надавил на клаксон, и «Посейдон» откликнулся басовитым раскатистым ревом.

– Питер Палмер, выше нос! Споем?

Питер откинулся на спинку кресла, вцепился обеими руками в сиденье и начал голосом, дрожащим от тряски и волнения:

– «Когда ночь… придет… И тьма на мир падет, лишь луна – она одна – будет светить…»[13]

И Йонас уверенно подхватил:

– «Не боюсь! Не боюсь! Нет, я не трус! Ты со мной, друг мой, ведь ты со мной!»

Восходящее солнце разливало багрянец по бескрайним лугам, серебристым от дождя. Ехал вдоль южного побережья Великобритании массивный «Посейдон», тяжело колыхалась вода в цистерне позади кабины. И все сильнее сокращалось расстояние между ним и четырьмя полицейскими машинами, несущимися следом, как охотничьи собаки.

– «Эй, друг мой, друг ты мой! – пели мальчишки во все горло. – Просто будь со мной! Будь со мной, будь со мной всегда ты!»

Йонас опустил стекло, подставил холодному сырому ветру раскрытую ладонь. Питер вдохнул свежий запах океана и сентябрьского утра с горьковатым привкусом сырой листвы и тут же вспомнил, как плавно опадали, кружась, узкие листья-лодочки со старой ивы. И как они с Йоном и Кевином дружно прыгали с ветки в неглубокую заводь ручья, пугая рыбу воплями и баламутя кристально-чистую прозрачную воду.

– «Если звезды с небес упадут на нас или горы вдруг рухнут в моря, не всплакну! Клянусь! Слез не стану лить, пока ты, ты, друг мой, ты со мной…»

И сквозь песню прорвался чужой равнодушный голос, усиленный динамиком мегафона:

– Водитель серебристого грузовика, немедленно остановитесь! Остановитесь, или мы будем вынуждены применить оружие!

Одна из полицейских машин почти обошла «Посейдон» справа, заставив Йонаса свернуть влево, чтобы оторваться от преследования.

– Ребята! Пожалуйста, стойте! – донеслось из машины.

Питер и Йонас переглянулись.

– Мы же оторвемся? – неуверенно спросил Питер.