Офелия

Захлюпала под торопливыми шагами вода. Питер обернулся, ожидая увидеть Ларри, но к берегу подбежал запыхавшийся Йонас: желтая, как дождевик Питера, куртка нараспашку, промокшие насквозь шорты облепили ноги, в кроссовках чвакает, в руке здоровенный тесак, которым в деревне рубят головы домашней птице и кроликам. Мальчишка остановился, увидев лежащую Офелию, выронил тесак, согнулся, упершись ладонями в колени, и выдохнул:

– Господи, нет… Не успел.

Подбежал Ларри с брезентовой подстилкой, развернул рядом с Офелией на дорожке. Питер некстати вспомнил, как они всей семьей сидели на этом брезенте, когда выезжали на пикники. Целую жизнь назад. Йонас подхватил русалку под колени, Ларри под спину, и они вдвоем перенесли ее на брезент.

– Йон, ты откуда тут? – вытирая капающую с волос на лицо воду, спросил Ларри.

– Оттуда, – безжизненно отозвался Йонас. – Как это случилось?

– Видимо, они не поладили с этим парнем. – Ларри кивнул в сторону воды, склонился, заворачивая русалочку в брезент, подтыкая края. – Помогайте. Ее надо скорее вернуть в воду. Давайте опустим…

– Нет, – отрезал Йонас. – Там самец?

– Угу, – кивнули братья.

– Морской? – с содроганием спросил Йон.

– Морской. Здоровенный.

– Ее нельзя туда. Он ее разорвет у нас на глазах. Если эта тварь рождена в неволе, он натаскан убивать себе подобных.

– Вашу мать… И отец даже не знал об этом! Я Айронса засужу, клянусь!

– Офелию надо в цистерну, – торопливо распорядился Йонас. – Она наполнена?

– Я погляжу, – сказал Ларри и помчался через черный ход к громаде «Посейдона», виднеющейся за изгородью.

Не глядя, Йонас протянул Питеру тесак:

– Держи.

– Ты что, этого собираешься…

– Не собираюсь. Он не виноват в том, что его таким сделали люди.

Он присел на корточки рядом с Офелией, подсунул руки под сверток и поднял ее – легко, словно куклу. И лишь потом повернулся и взглянул на Питера.

– Мы уходим. Сейчас, – коротко сказал он.

– Но она же…

– Умирает. Хочешь, чтобы ее добили из ружья или топором? Пит, вытирай слезы. Помогай. Переруби телефонный провод.

Он зашагал через сад к цистерне, прижимая к себе спеленатую Офелию. Питер помчался следом, держа в руках деревянную лошадку.

– Зачем резать провод? Йон, там Лу в моей комнате, он…

– Привел меня сюда. А я не успел, – не оборачиваясь, ответил Йонас. – Провод режь, чтобы не вызвали полицию.

Ларри выбежал им навстречу, удивленно уставился на тесак в руках младшего брата и хмуро спросил:

– Это еще что?

– Откройте машину, мистер Палмер, – хрипло попросил Йон. – И опустите подъемник. А это просто нож. На всякий случай.

– Как ты ее держишь? Она же тяжеленная…

– Ларри, опусти подъемник, – умоляюще произнес Питер. – Скорее.

Молодой человек подергал ручку двери кабины – заперто. Йонас уложил завернутую в брезент Офелию в траву, оттеснил Ларри от цистерны, запрыгнул на подножку грузовика и изо всех сил саданул локтем в боковое стекло. Звон осколков утонул в шуме дождя.

– Пит, дай сюда тесак, – скомандовал мальчишка. – Я попрощаюсь с Лу. Не отдавай его никому. Я не могу взять его с собой, он не перелетит через Па-де-Кале. Все. Грузите Офелию.

– Что за Лу? – На Ларри было жалко смотреть: мокрый, весь в грязи, растерянный. – Ребята, вы что творите?

Йонас убежал в сторону дома Палмеров, а Питер заступил дорогу старшему брату:

– Ларри, послушай меня, пожалуйста. Хотя бы раз в жизни. Помоги Офелии. Йонас знает, что делает, он никому не навредит. Если мы поторопимся, наша русалочка будет жить.

– Пирожок, что вы задумали?

– Не спрашивай. Помоги.

Вдвоем они занесли Офелию на подъемник, уложили. Ларри показал брату нужный рычаг, и Питер поднял платформу на самый верх цистерны. Ларри сдвинул крышку, бережно распеленал сверток с русалкой и столкнул ее неподвижное истерзанное тело в воду. Питер за это время очистил водительское сиденье от битого стекла, сел, положил руки на руль и уткнулся в них лбом.

Сердце билось спокойно и ровно. Будто все, что происходило сейчас, творилось не с ним и его семьей, а где-то далеко. Даже дальше, чем на киноэкране. Ларри что-то говорил, но Питер не слышал что. Он думал о Йонасе и Лу. И о жуткой твари, что плавала в пруду. В пруду его Офелии.

«Оттудыши же друг друга должны чувствовать. Должны поддерживать. Почему он сделал такое с Офелией? Почему Лу почуял беду, прилетел сюда сквозь дождь и Йонаса привел, а этот здоровенный громила так… с ней… она же ребенок, как я!» – Пит, вытирай слезы. Время прощаться.

Йонас с легкостью запрыгнул в кабину, хлопнул дверью.

Подбежал Ларри:

– Так, все, пошли домой. Тут ее никто не тронет. Питер, Йонас, на выход. И тесак дай сюда.

Мальчишки переглянулись. «Никаких взрослых», – прочел Питер в глазах друга. Они выбрались из кабины, подошли к Ларри с двух сторон.

– Ларри, – начал брат. – Пожалуйста, уйди.

Молодой человек непонимающе нахмурился. Мокрый, в пижаме, стоящий босиком в луже, он выглядел страшно нелепо.

– Не понял. С чего это «уйди»? Все, Офелию мы обезопасили, пошли будить отца и хозяина этой тварюги. Сейчас я ему все скажу.

– Дай нам уехать, – твердо произнес Питер, глядя на брата снизу вверх.