28-го в 3 часа утра мы прибыли в Кизляр. Чегодаев и я прошли на вокзал и спокойно стали в уголок в ожидании распоряжений от Потемкина. Вскоре таковое последовало – идти на ближайший постоялый двор, где остановиться всем вместе. Так как большевиков в Кизляре было еще очень мало, то мы почувствовали сразу хотя и небольшое, но все же некоторое облегчение. Мы начали постепенно заговаривать друг с другом, сделав вид, что вот, дескать, только знакомимся, и уже вместе двинулись к постоялому двору. К нам присоединился еще один пожилой господин, очень милый и скромный на вид, который еще в поезде познакомился с Потемкиным и Амелунгом и не захотел с нами расставаться. К счастью, на постоялом дворе не оказалось никого из чужих, кроме нашего пожилого господина. Нам отвели комнату, в которой мы все вместе принялись умываться и готовиться к принятию пищи. Двое были сейчас же откомандированы в поиски за подводами и должны были заказать их к 11 часам. Деревня Тушиловка, куда мы должны были ехать, находилась недалеко по берегу от Брянской Пристани и в 70 верстах от Кизляра.
К 11 часам подкатили 2 подводы, на которых мы вскоре выехали. Погода была неприятная, дул сильный холодный ветер, а пальто были далеко не у всех, поэтому по дороге приходилось делиться ими и укрываться от ветра вдвоем под одним покрывалом. По дороге мы остановились в одной из деревушек и там продегустировали чудное кизлярское вино, которое в этих краях было очень дешевым. От вина мы немного обогрелись и уже более веселыми двинулись дальше, пели песни, непринужденно разговаривали, благо в степи никто не услышит. Пожилой господин, который продолжал путь с нами, смотрел на нас дикими глазами. Ему, конечно, было странно видеть людей, только что познакомившихся и уже таких развязных друг с другом. Мы сперва не расспрашивали его, кто он, но сразу же догадались, что он не большевик и не революционер и ничего общего с этим барахлом не имеет. Его речь, его манеры выдавали его, и мы при нем не особенно себя сдерживали.
Вечером, около 6 часов, мы приехали в деревню. Холодные и голодные, мы сразу набросились на хозяйку постоялого двора, приказали ей поставить самовар, затопили печь в отведенной нам большой комнате с окнами на Каспийское море, умылись, согрелись и принялись закусывать. После ужина пошли за провизией, дабы запастись едой на 2-дневное путешествие по морю. Кстати, зашли к одному рыбаку, с которым сговорились относительно парусного судна. Он взялся нас везти на Астраханский рейд за 150 рублей на своей рыбачьей парусной шхуне. Покончив с делами, мы вернулись на постоялый двор и стали укладываться. Жаль было ложиться, жаль было расставаться с наступившим на душе временным покоем. Большевики еще не успели проникнуть в эту деревню, и так было приятно отдохнуть от вечной тревоги быть узнанными и арестованными. Но усталость взяла свое. Длинное тревожное путешествие давало себя чувствовать, глаза слипались, и сон не заставил себя долго ждать. В комнате стало слышно равномерное дыхание людей, всеми силами хватавшихся за покой, точно в предчувствии еще более сильных, жестоких и резких переживаний.
На следующий день 29 апреля, после утреннего завтрака, мы собрались на пристани. Для того чтобы попасть на шхуну, мы должны были проплыть довольно большой кусок на веслах, на плоскодонке. Берег был очень мелкий, и парусные суда останавливались на своем маленьком рейде.
Кроме нас и старика, было еще 15 человек, так что всего подобралось 22 пассажира. Мы заняли рыбный средний трюм и устроились в своем роде прилично, если не считать ужасного рыбного запаха. Но дело было не в запахе. Мы были рады, что разместились отдельно от наших разношерстных спутников, подозрительных и хамоватых студентов, армян и других неприятных личностей. Около 12 часов дня мы вышли в море. Дул попутный ветер, но не сильный. К вечеру поднялся небольшой шторм, а ночью пришлось даже убрать паруса, так как управление сделалось невозможным. Но к утру погода снова установилась, и мы часам к 8 вечера благополучно дошли до Астраханского рейда, где на якорях стояли барки, к которым нам нужно было пристать. Когда мы только еще подходили к рейду, мы еще издали заметили освещенные суда. Эта красота среди моря в сумерки видеть освещенные корабли мне врезалась в память. Особенная, еще неведомая мною жизнь – жизнь на корабле среди шумного моря – открывалась предо мной. Точно в степи стояли эти корабли, равномерно покачиваясь, омываемые волнами, вдали от людской суеты.