Защита общего интереса, общественного блага стала определяющим ориентиром в политике парламентской корпорации в целом, а отступления от него квалифицировались как преступления, чреватые общественным недовольством. Поэтому общий интерес четко противопоставлялся частному интересу, который всегда выглядит в глазах парламентариев утробой обществу и нарушением законов. Так, в конфликте с Палатой счетов недовольство Парламента вызывало скрывающееся за ее претензиями стремление опереться на поддержку знати, что воспринимается как частный интерес, противостоящий защите общего интереса, осуществляемой Парламентом. Называя прямо зачинщиков конфликта «друзьями маммоны (amicos de mammone
)», стяжающих дружбу богатством неправедным, Н. де Бай квалифицирует такую ориентацию Палаты счетов как незаконную и опасную для общества: «Причина, по которой эти люди не хотели, чтобы суд вмешался… в том, что они хотят быть в исключительном положении (exemps) и имеют в друзьях и благодетелях высоких сеньоров как друзей маммоны» (16, 23 февраля 1402 г.). Сама позиция парламентских чиновников определялась, безусловно, клятвой, приносимой ими при вступлении в государственную должность, служить только королю, и никому другому. И то, что эта клятва трактовалась парламентариями как обязанность служить общему интересу, а не отдельному лицу, даже самому высокому, красноречиво говорит о выборе, сделанном ими в пользу интересов государства. Даже посылая к Папе очередную делегацию со списком кандидатов на вакантные бенефиции, Парламент требует членов делегации поклясться, что они не будут вести себя как частные лица и «не возьмут прямо или косвенно для себя или других никаких бенефициев и должностей… если послы сделают иначе, пусть король и Дофин их очень строго (griefment) накажут» (16 марта 1418 г.). Нарушение законов или посягательство на них усугублялось в глазах парламентариев подозрением в защите частного интереса. Так, посягательство на ордонансы о галликанизме, которые делались «некоторыми для их частной выгоды», парламентарии характеризуют как «ущерб общему делу… к разорению и полному разрушению церквей, против общего права и добрых нравов» (18 февраля 1419 г.). А действуя против договоренности церкви Сен-Жермен-Л'Оксеруа с канцлером, генеральный прокурор обосновывал свой протест тем, что каноники руководствовались «своими частными интересами» (12 марта 1426 г.). Намек на частную выгоду был использован Парижским университетом, чтобы подвигнуть Парламент действовать против решения властей о выкупе «вечных» рент в Париже, ибо «вся выгода от этой акции (constitution) пойдет в кошельки 7–8 человек», а не послужит общему интересу (8 августа 1433 г.)[372]82. И именно как против «частных лиц» Парламент возбудил дело против членов Королевского совета в Руане, посягавших на компетенцию института, объявив их поведение несовместимым с «общим благом» (22 апреля 1434 г).Воспринимая и представляя себя защитниками общего интереса, оплотом всеобщего блага, парламентарии придавали в этом деле особое значение архивам института, поскольку запись в протоколе давала обратившемуся с просьбой или жалобой гарантию на учет его мнения при решении, поэтому зачастую главная просьба обратившегося в Парламент — записать ее в протокол (28 февраля 1405 г., 16 марта 1425 г., 20 января 143) г., 17 февраля 1433 г). Парламентские архивы как гарантия прав людей всех сословий королевства ясно осознавалась парламентариями. Поэтому секретарь охраняет протоколы, «которые были бы в опасности оказаться перепутаны, разбросаны и потеряны, что явилось бы ущербом неоценимым (dommage inestimable
) всем, какого бы сословия они ни были, в королевстве» (16 сентября 1410 г.). Поэтому же Парламент строго следит за ведением протоколов, считая пробел в них ущербом обществу, и даже когда парламентариям не платили жалованья и началось обнищание института, из скромных средств не жалелись деньги на покупку пергамента, поскольку даже замена его на непрочную бумагу чревата пробелами, а это для парламентариев есть нарушение законов. И потому, например, в конфликте генерального прокурора с властями «соединенного королевства» по вопросу о галликанизме он посчитал достаточным для обоснования своей позиции передать властям протоколы заседаний Парламента, поскольку «в регистре… хорошо записан его протест секретарем, и поэтому он не будет давать свой протест (письменно) и передаст только регистр, ничего не убавляя и не добавляя, и этого будет достаточно» (19 августа 1433 г.)[373].Предназначению Парламента как хранителя общего интереса служила и такая функция института, как передача в его архивы королевских ордонансов и указов (16 марта 1418 г.), что обеспечивало Парламенту возможность отстаивать законность в стране и следить за преемственностью законов[374]
.