Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века

Для Клемана де Фокамберга, как и для его предшественника, характерно сострадание к людям, о которых он находил случай упомянуть. Так, вступление в Париж победивших при осаде Мелёна войск королей Франции и Англии, сопровождавшееся праздником, у Клемана вызывает приступ жалости к парижанам, которые старались украсить город и изобразить радость: «Улицы были украшены очень торжественно исходя из возможностей и запасов горожан, простолюдинов (manants) и жителей, которые очень сократились во всех отношениях, как в количестве людей, так и в имуществе из-за войн и смертности» (2 декабря 1420 г.). Обнищание Парижа при англо-бургиньонах было поразительным, и секретарь со временем все настойчивее это подчеркивает[457]. Так, процессия «ремесленников и жителей, женщин и маленьких детей из Вильжюив и 4–5 соседних деревень» в праздник Св. Варнавы вызывает у него слезы жалости: «Одни несли реликвии и кресты… другие оружие из боязни врагов, которые постоянно нападали и наносили им ущерб… к состраданию тех, кто видел эту процессию, так что с трудом можно было на нее смотреть без слез» (11 июня 1428 г.). Даже вызывавшие простое любопытство необычные явления у секретаря описаны с жалостью, например, родившая на свет сиамских близнецов жена ремесленника, на которых люди ходили поглазеть как на диковинку, вызвала у Клемана скорее жалость, поскольку она «так тяжело рожала» (6 июня 1429 г.)[458].

Внимание к человеческим жертвам и страданиям характерно для Клемана де Фокамберга в той же мере, что и для его предшественника. Однако у него в большей степени выражено резкое неприятие толпы и людей «низкого сословия» (menu peuple), предстающих в его описаниях виновниками наихудших событий. Отрицательное отношение секретаря к массе людей, к толпе, пытавшейся вершить важные дела, имеет глубокую связь с парламентской этикой, с ее приоритетом совета мудрых[459]. «Мелкий люд» (буквально menu peuple) — это у секретаря вовсе не бедные низы, это сбившиеся в массу «самозванцы», без права и полномочий позволяющие себе вмешиваться в политику, поэтому именно на них ему удобнее всего сваливать вину и за погромы арманьяков в Париже летом 1418 г., и за недоброжелательные слухи о Карле Валуа осенью 1429 г., и за все неудачные действия властей. Оправдывая бургиньонов, Клеман де Фокамберг всю вину за резню в Париже в 1418 г. сваливает на «мелкий люд». Даже вступление войск Жана Бургундского он относит на их счет, ибо это «9–10 человек низкого сословия (de petit estat) тайно открыли ворота Сен-Жермен-де-Пре войскам» (29 мая 1418 г.). Кстати, эта трактовка противоречит однозначно пробургиньонской позиции, приписываемой секретарю, хотя он все 18 лет и продолжал работать при англо-бургиньонах. И уж конечно именно эти люди были инициаторами, по К. де Фокамбергу, расправ над арманьяками в тюрьмах: «Большинство было из людей низкого сословия, ворвавшихся в тюрьмы вопреки воле бургиньонов» (12 июня 1418 г.). Последний мощный всплеск политических репрессий также приписывается им «мелкому люду Парижа» (20 августа 1418 г.), что проскользнуло и в клятве, данной Жаном Бургундским, не допускать того, что «недавно совершили в Париже люди низкого сословия (menuz peuple et de petit estat)» (30 августа 1418 г.). На помощь этих людей, по мнению секретаря, рассчитывал и Карл Валуа, осаждая Париж в сентябре 1429 г. (8 сентября 1429 г.), и отказ парижан пойти на такое предательство выглядит у него разумным поступком. Наконец, вступление войск Карла VII в Париж предстает в описании преемника Клемана как подлинно законное, поскольку не было какого-либо участия людей «низкого положения», а ворота открыли «добрые жители Парижа» (13 апреля 1436 г.).

Так во взглядах гражданских секретарей личность противопоставлена толпе, народ — черни, и главной заботой суда представлена зашита миролюбивых и законопослушных подданных короля. Можно сказать, что парламентариям было свойственно специфическое человеколюбие, в его гуманистической и недемократической трактовке.

§ 6. Судьбы гуманистов на службе государства

Имена обоих гражданских секретарей Парижского Парламента вписываются ныне историками в важнейшую страницу культуры рубежа XIV–XV вв. — формирование раннего гуманизма во Франции. Сама проблема раннего гуманизма, его истоков, глубины и перспективы приобретает все большее число сторонников и исследователей, хотя и остается оспариваемой приверженцами старой периодизации, где начало Ренессанса во Франции отнесено к концу XV в.[460]