Офицеры власти. Парижский Парламент в первой трети XV века

Третьим важным направлением в деятельности Парламента в этот период было участие в сборе налогов на оборону страны. Сбор налогов никогда не был легким делом, а их увеличение явилось источником постоянного напряжения в обществе. Так, в Парламент постоянно шли жалобы от городов, не желавших платить «налоги на оборону вообще», а не своего города, и в этом была одна из особенностей городского партикуляризма, проявившегося в Столетней войне. На заседании 27 мая 1411 г. рассматривалась жалоба от городов Оверни, отказавшихся платить налог на содержание гарнизонов в крепостях, поскольку «область… разорена и разграблена… до такой степени, что удивительно, как там могут жить люди». Но главное в том, что «эти крепости находятся вне их области… и если надо что-то платить, пусть это делают те, кого эти крепости защищают и охраняют, а не они, кому от них ни тепло ни холодно». Участвовал Парламент и в сборе налога с Парижа (6, 11 ноября 1411 г., 27 марта 1415 г., 11 февраля 1418 г.).

При этом Парламент следил за тем, чтобы его добровольное участие в уплате налогов не обратилась потерей привилегий. Уже с начала английской агрессии (22 марта 1415 г.) попытка лишить Парламент привилегий имела место, но получила отпор, когда Королевский совет решил обложить чиновников-мирян Парламента налогом на общую сумму 600 парижских ливров «по причине войны, которую вели англичане против королевства». В ответ Парламент заявил, что «и в прошлом в королевстве были очень большие трудности, но никогда не платили субсидий чиновники-миряне», учитывая «их малое жалованье и выгоды, а также обязанности и освобождение от налогов, соблюдавшееся до сих пор»[206].

Свою власть Парламент использовал и для контроля за расходованием денег. В период агонии режима арманьяков власти просили Парламент помочь в изыскании средств для «зашиты королевства». В ответ на эту просьбу Парламент выдвинул программу исправления «ошибок в управлении королевством» (15 мая 1417 г.). Выслушать мнение Парламента о способах изыскания средств явился сам коннетабль Бернар д'Арманьяк, но вместо этого услышал требование отстранить от должностей всех главных комиссаров по сбору налогов и предоставить полный отчет о финансах. Поскольку нужно было в течение 4–5 месяцев собрать 8.000 – 9.000 франков, а в казне не было ни гроша, то Парламенту передали кое-какие бумаги о состоянии финансов (24 мая 1417 г.). Отчеты изучались еще целый день. 26 мая 1417 г. в Парламент вновь пришел коннетабль с представительной свитой, чтобы выслушать мнение Парламента о том, «как заставить все сословия заплатить королю». Парламент отверг предложенный властями способ «принуждения» сословий, уплатив от себя 2.000 франков. Вскоре и «мнение Королевского совета» о способе собрать налог было представлено для одобрения в Парламент (9 июня 1417 г.). Таким образом, Парламент участвует в этой не свойственной ему деятельности — сборе налогов, т. е. выполняет функцию сословно-представительного органа, поскольку в той ситуации расценивал это не как финансовый, а как политический вопрос[207].

За санкциями в Парламент обращались и бургиньонские власти: 3 октября 1418 г. в Парламент пришли канцлер, купеческий прево, эшевены и представители университета, чтобы обсудить решение о новом налоге на содержание армии и «защиту королевства».

Обращение в Парламент было вызвано тем, что налог предполагалось собрать со всех сословий, привилегированных и непривилегированных, а также с университета, обычно освобожденного от налогов. Парламент дал санкцию на сбор налога только после того, как узнал мнение города и университета, а также добавил в формулировку о налоге слова, что он предназначен на «сопротивление англичанам и поддержку жителей Руана, осажденного ими» (10 октября 1418 г.).

Как же случилось, что эти «французы», чиновники Парижского Парламента, потратившие столько сил на сопротивление англичанам, «старым врагам королевства», искавшие любой ценой мира и прекращения гражданской войны, вызывавшие поочередно гнев и короля, и бургиньонов, и арманьяков своими переговорами с враждующими партиями, — превратились в «англичан», в тех, кто присягнул договору в Труа, кто его соблюдал и исполнял, кого считали предателями?[208] Прежде всего поэтапность перехода от подданных Карла VI к подданным короля «двойной монархии» малолетнего Генриха VI несколько смягчала удар. И тем не менее возможность проследить перипетии этого «превращения», предоставляемая парламентскими протоколами, может многое прояснить в истинных мотивах поведения парламентских чиновников, в подлинной трагедии «ланкастерского» Парламента в Париже и ее последствиях для этого института власти[209].