И все же парламентские чиновники понимали, не могли не понимать, что ситуация в стране тупиковая. Договор с Англией казался единственным спасением страны и условием ее дальнейшего существования[212]
. Брак Генриха V и Екатерины Валуа, дочери Карла VI, должен был сделать английского короля зятем, объявленным по договору «сыном Карла Валуа VI», а их ребенка — законным наследником обеих корон, и поэтому парламентские чиновники пытались хоть как-то улучшить условия этого договора, понимая неизбежность его заключения.Вместе с тем, герцогу Бургундскому приходилось постоянно убеждать Парламент в том, что договор обусловлен тяжелейшей ситуацией в стране и преследует цель спасти ее: на заседании 29 апреля 1420 г. канцлер огласил в Парламенте письмо Филиппа Доброго, в котором он снова и снова объясняет, что стремится «помочь и избежать очень больших опасностей, убытков и помех… по причине войны между королевствами и избежать еще большего кровопролития и… избавить народ и подданных королевства от ущербов и потрясений, которые они испытывали и переносили ранее изо дня в день… для сохранения короля и его сеньории и чтобы избежать разорения и разрушения королевства и его законных подданных»[213]
.К этим объяснениям были добавлены сведения о короле Англии Генрихе V «как о благоразумном и мудром, почитающим Бога, мир и правосудие». Таким образом, в ход были пущены все средства убеждения, однако Парламент соглашался одобрить этот договор только при условии его корректировки и внесения «некоторых изменений и мнений». Отсутствие уверенности властей в покладистости Парламента подтверждают и слова канцлера, который от себя вновь напомнил чиновникам, что «ранее они обсуждали и решили осуществить, поддержать и исполнить то, что решат король, королева и герцог Бургундский». Тут он прямо спросил их, «намерены ли они придерживаться этого» и получил в ответ «общее мнение» (
Наконец, 24 мая 1420 г. Парламент получил письма отдельно от короля Карла VI, герцога Бургундского и короля Англии Генриха V, где они просили принести клятвы договору в Труа и соблюдать его условия, что и было выполнено. Чужеродностъ короля Англии, как и его ставленников — канцлера и первого президента, отчетливо сознавалась Парламентом. Так, 18 июня 1420 г. вскоре после заключения договора в Труа канцлер Э. де Л'Атр умер, и в записи об этом в протоколе Парламента явно сквозит ощущение возмездия: выбранный епископом Бовэ с согласия Папы, он так и не смог воспользоваться плодами этого продвижения, «которое стоило больше, чем принесло выгод (
В последний раз Парламент предпринял попытку пересмотреть договор в Труа, когда он должен был вступить в силу. После смерти Генриха V 31 августа 1422 г. и Карла VI 21 октября 1422 г. королем «соединенного королевства Англии и Франции» должен был стать малолетний Генрих VI. На заседании 27 октября 1422 г. стало ясно, что Парламент пытается отсрочить вступление в силу договора в Труа. Канцлер открыто упрекнул его в нарушении этого договора, так как «после смерти короля Карла VI были выданы приговоры без имени короля», хотя герцог Бедфорд «считает, что надо было назвать в приговорах и письмах короля Генриха королем Франции и Англии». Для нажима на Парламент канцлер вынужден вновь напомнить об ордонансе 1407 г., согласно которому «после смерти короля его старший сын в любом возрасте будет коронован королем как можно быстрее… и будет управлять… через Совет и мнение самых близких». Но Парламент вновь что-то обсуждал и никак не мог решить, «называть ли в письмах Генриха королем или подождать до приезда герцога Бургундского и герцога Бедфорда». Более того. Парламент написал им письма, чтобы узнать точнее их мнение, хотя мнение герцога Бедфорда им только что представил канцлер. Герцог Бургундский написал в Парламент и просил разузнать, «какую должность ему хотят поручить и как использовать» (7 ноября 1422 г.), и лишь после этого он намерен был приехать в Париж. Таким образом, герцог Бургундский занял выжидательную позицию, и ждать от него помощи Парламенту не приходилось.