Огюст Бланки

16 марта «медвежьи шапки», как называли гвардейцев привилегированных отрядов из-за их головных уборов, двинулись к Ратуше. К отрядам «стрелков» и «гренадеров» присоединились другие гвардейцы из буржуазии. Уже на пути они столкнулись с рабочими, из толпы которых раздались враждебные возгласы: «Долой медвежьи шапки!», на что последовали ответные крики: «Долой Ледрю-Роллена!» Когда демонстрация, в которой участвовало до 25 тысяч человек, вышла на площадь Ратуши, здесь как раз проезжал экипаж с двумя министрами: Ледрю-Ролленом и Араго. Враждебные первому из них возгласы возобновились, последовали угрозы сбросить Ледрю-Роллена в Сену. Министрам с трудом удалось вырваться из толпы гвардейцев. Когда делегация гвардейцев явилась в Ратушу, то она натолкнулась на отказ поддержать требования «медвежьих шапок». Более того, им выразили порицание за то, что своим поведением они подают дурной пример рабочим: провоцируют их на мятеж.

Демонстрация буржуазной части Национальной гвардии и в самом деле вызвала возмущение трудящихся. Вечером 16 марта срочно вновь собралась комиссия клубов и решила призвать население 17 марта выйти на демонстрацию протеста против буржуазии. Таким образом, намеченная ранее антиправительственная демонстрация превращалась стихийно в демонстрацию защиты правительства. С утра 17-го началась подготовка к сбору, уже были расклеены прокламации, посланы делегаты, загрохотали барабаны. Но никакой программы требований к правительству еще не было. Утром около Пале-Рояля снова собралась комиссия клубов. Бланки зачитал подготовленный им проект резолюции, в котором требовалось отложить выборы на неопределенное время. Бланки действовал, исходя из того, что кратковременная отсрочка ничего не даст.

Однако Этьен Кабэ подготовил свой проект, в котором предлагалось назначить выборы вместо 9 апреля на 31 мая. Автор утопических проектов коммунизма, который он надеялся ввести без революции, мирным путем, не осмеливался посягнуть во имя подлинной демократии на демократию формальную. Началось торопливое обсуждение двух проектов, Бланки и Кабэ. Верх взяла примиренческая линия Кабэ. Бланки считал это тяжелой ошибкой. Он был обескуражен, но народ уже шел от предместий к Ратуше. Скрепя сердце Бланки не отказался от участия в демонстрации. В глубине души он рассчитывал на то, что при благоприятном стечении обстоятельств, возможно, удастся исправить положение путем, например, удаления из правительства его правых членов.

Демонстрация, начавшаяся после полудня, приобрела огромный размах. В ней участвовало около 150 тысяч человек. Несли множество знамен, красных и трехцветных. Не смолкала «Марсельеза». В демонстрации участвовали также эмигранты из других стран, жившие в Париже. Среди них выделялись двое русских: писатель Иван Тургенев и анархист Михаил Бакунин.

Когда толпа плотно окружила здание Ратуши, от нее отделилась делегация из пятидесяти человек, среди которых находился и Бланки. Правительство приняло делегатов, собравшись на эстраде. Вокруг министров были руководители многих клубов: Распай, Собрие, Кабэ и Барбес. Освобожденный из тюрьмы февральской революцией Барбес стал действовать в Обществе прав человека и, кроме того, командовал батальоном Национальной гвардии. Это была первая встреча Бланки и Барбеса после февраля. Бланки хорошо знал, что Барбес относится к нему с неприязнью. Однако в интересах объединения демократических сил он готов был сотрудничать с ним. И он делал соответствующие предложения через некоторых общих знакомых. Но Барбес не реагировал на эти авансы. Более того, политически пути этих людей разошлись. Барбес безоговорочно поддерживал тогда Ламартина и сохранял свою враждебность к Бланки.

Вопреки мнению некоторых историков Бланки не выступал перед правительством от имени делегации. Он вообще не произнес ни слова, ибо считал требование отложить выборы лишь на 31 мая совершенно неприемлемым. Правительство поручило ответить делегации Луи Блану. Это был тонкий расчет. Блан был социалистом, самым «левым» в правительстве. Ему и предстояло успокоить народ неопределенными обещаниями. Но это означало, что он изменяет самому себе, поскольку в комиссии клубов он высказывался за отсрочку выборов. Луи Блан легко пошел на эту измену, что вполне соответствовало его натуре. «Эта демонстрация напугала меня», — заявит он в августе 1848 года.

Луи Блан произнес длинную речь, в которой высказал множество восхвалений в адрес народа, он даже похвалил делегацию, обещая, что правительство рассмотрит требование клубов безотлагательно и в крайне благожелательном духе. После этого он попросил делегацию удалиться. Однако один из бланкистов резко прервал эту сладкую песню:

— Мы не уйдем отсюда, пока не получим ответ для передачи его народу!

В ответ Луи Блан заговорил о достоинстве правительства, о необходимости спокойно обсудить требования. Однако единство делегации было нарушено.

— Мы не хотим, — заявил Кабэ, — оказывать влияние на правительство и тем более принуждать его.