Огненная душа куклы

Лилит вспомнила, будто все было вчера, как это произошло на самом деле. Она знала, что в ту ночь, сломленный, с убитой душой, он погибнет. Бросится в один из каналов на его любимом месте, где он привык гулять, у моста Риальто. Только в ту ночь шел карнавал, и на него некому было обратить внимание. Ее паланкин остановился в стороне. Через штору она видела, как он обреченно шел к мосту, долго стоял и смотрел вниз. Затем нашел место, где не было ограды, и черная вода, усыпанная цветочными венками, оказалась совсем рядом. Он покачнулся и упал вниз головой. Фейерверки взрывали ночное небо. Никто не заметил несчастья. Никому до него не было дела.

Через минуту она вышла из своего миниатюрного убежища и подошла к краю набережной. Он плавал там, в черной воде, вернее, то, что от него осталось. Пустышка, кукла, прах. Она подняла голову и посмотрела в небо: знала, что Алессандро Бьянки сейчас устремился туда. Что ж, отняли у нее, отняла и она. На свой страх и риск, может быть, будущие муки и пытки. После этого она и стала беглянкой, но знала, всякий день и час знала, что кара рано или поздно настигнет ее. Так и случилось в далекой от Венеции польской земле, в Старом Ляшском замке. Но самым страшным на полотне было особое пятно – темное, в проулке между домами, черно-ультрамариновой тени. И Лилит разглядела, что пряталось там. Это был паланкин, который держали в руках двое слуг. Она знала, кто сейчас прятался в этих носилках. Герцогиня Лилиана Савойская!

– Он не вынес горечи этого мира, – сказали у нее за спиной.

Лилит стремительно обернулась. Перед ней стоял молодой человек с открытым лицом и ясной улыбкой, копной светлых волос и синими живыми глазами. Правда, очень печальными.

– Вижу, – сказала она. – А кто вы?…

Впрочем, зачем этот вопрос? Она же знала, знала!..

– Пантелеймон Кожемякин, – ответил молодой человек. – Художник, автор этого полотна. Равно как и всех остальных… Как вы странно смотрите на меня?…

Она как можно глубже заглянула в эти глаза, и ее пробило током! Ей понадобились все силы, чтобы не отступить и не рухнуть на пол. Столько было в нем силы, и она знала ее природу. Он вернулся, и вернулся именно теперь, когда она освободилась и решила шагнуть широко и смело, очень далеко.

– Очень приятно, Пантелеймон. Я Лилиана Полонская. – Она протянула ему руку. – Искусствовед и покупатель.

Он взял и поцеловал ее руку – в эти мгновения, когда он ее коснулся губами, его лицо тоже изменилось. Он непроизвольно посмотрел на нее.

– Мы не могли видеться раньше, Лилиана?

– Конечно, ведь мы же из одной тусовки, не так ли?

– Верно, из одной… Но у меня такое ощущение, что я знал вас без богемных тусовок, на которых, кстати, совсем не бываю. И давно, очень давно. С колыбели, – улыбнулся он. – Но откуда же?

– Скажите, как в вашем воображении родилась эта картина? – кивнув на полотно, спросила она. – «Ночной полет над Риальто»?

– Я черпаю вдохновение из своих снов. С этой картиной связано очень много боли. Когда я засыпаю, будто иду в кинотеатр и возвращаюсь оттуда с новыми сюжетами. Остается только поставить холст на мольберт и взять карандаш и кисть. Я, знаете, очень легко работаю. Просто летаю. Некоторые говорят, что это дар Божий, но я не задумываюсь над такими сложностями. Только с этой картиной все было иначе. Я писал ее с тяжелым сердцем. Как будто эта летящая в небо душа…

– Да?

– Моя душа.

– Вы просто очень впечатлительный, Пантелеймон.

– Может быть.

Невероятное откровение вдруг посетило Лилит: он всегда будет впереди, на их с Владиславом горизонте, и всегда будет успевать первым, как сейчас. Вначале его выставка в Манеже, потом Ольшанского. Вначале этот Пантелеймон отправится со своими картинами в мировое турне, а потом уже они. Над ней вновь смеялись. Ей мстили…

Его нужно убрать. Но как? Бьянки она убивала неделями и месяцами, привораживала, врастала в него всем своим существом, заговаривала его сердце и душу, а потом отсекла по живому. Времени на такие игры сейчас не было. Все надо было решать быстро.

– Что с вашими глазами? – спросил художник.

– А что с моими глазами?

– Они как будто потускнели – из них ушли краски…

– Вот ты где, Пантелеймоша, – ухнула за их спинами дородная Алла Михайловна. – Идем, птенчик, без тебя не обойтись.

– Еще минуту, Алла Михайловна, прошу вас, – сказала Лилит, цепко взяла Пантелеймона за локоть и отвела в сторону. – Я сама не покупатель, только выполняю поручения. Работаю на очень влиятельного и богатого человека, который заинтересовался вашим творчеством. Поэтому я здесь. Очень богатого и очень влиятельного, – настоятельно повторила она. – Он хотел бы создать галерею ваших картин в центре Москвы.

– Мою личную галерею?

– Да, именно так. Есть же галерея Пабло Пикассо, например.

– Ну! – Он польщенно вскинул голову.

– Вас это удивляет? Разве вы этого недостойны?

– Я не знаю…

– Но вам интересно это предложение?

– Пожалуй, – кивнул художник.