Огненная проповедь

– Машины. Вот что я видела в той комнате – провода и металлические ящики. Они пользуются машинами, чтобы всё контролировать. Они могли бы обойтись и бумагами, что им, собственно, удавалось в течение долгих лет. Но технологии в разы ускорили процесс. Теперь они могут хранить больше информации и иметь к ней быстрый доступ. Ужасно. Всё это время люди были буквально помешаны на страхе перед машинами из Старой Эры, опасаясь, что их возвращение закончится новым взрывом. А оказалось, надо просто владеть информацией.

– Нет. Что насчет технологий в зале с резервуарами? Все те штуки. Думаешь, это не важно?

– Конечно, важно, – я взяла Кипа за руку. – Но как, по-твоему, они узнали, кого поместить в резервуар, а на ком провести опыты? Информация – это первая ступень. Всё остальное строится на ней. Даже если бы у них не оказалось резервуаров, они бы просто заперли тебя в какой-нибудь камере.

– Всё-таки это не одно и то же.

– Да, знаю. И однажды, если мы не остановим их вовремя, они смогут поместить в резервуары всех нас без разбора. Эти сведения они используют каждый раз, когда выбирают, кому жить, а кому умереть, кого оставить на свободе, а кого уничтожить, запереть в камерах или посадить в резервуар. – Я наклонилась к его лицу так близко, что разглядела темные крапинки в его радужках и пульсацию расширенных зрачков. – Если бы они не владели именами, то и не знали бы, кто им нужен и где его найти. Так что информация – источник всего происходящего.

– А я считала, что источник всего происходящего – твой близнец, – сказала Зои.

– Он, я не отрицаю этого. Вместе с Исповедницей и остальными, такими, как Воительница. Но именно информация позволила ему творить все эти ужасы. И я знаю, где она хранится.

* * *

Две недели мы добирались до окраин Виндхэма. Путь оказался нелегким. Когда мы с Кипом сбежали, то шли на юго-запад неделями, отклоняясь от Горных Хребтов – они протянулись от севера к югу, словно деля землю поперек. Хребты снижались ближе к болотистым землям рядом с Нью-Хобартом. Теперь, поскольку мы приплыли с Острова гораздо выше западного побережья и уже прошли с Зои напрямик через Горные Хребты, из пещеры нам оставалось пройти почти прямо на восток к Виндхэму.

Мы продвигались преимущественно ночью, хотя через пустынные равнины, меж восточных гор, шли на свой страх и риск среди бела дня. Спали по несколько часов там, где попадались надежные укрытия, и обязательно посменно. Вдвоем с Кипом мы не смогли бы держать столь жесткий темп. Зато теперь нам не приходилось голодать. Зои и Пайпер ловили птиц и кроликов. А однажды Пайпер принес змею, правда, только он и отважился ее съесть, хотя клялся, что вкусно. Но даже в сытости дорога оказалась изнуряющей. А больше всего среди выжженной солнцем равнины нас мучила жажда. Зои и Пайпер по очереди разведывали местность, а я изредка, если чувствовала источник, приводила к нему, и мы наполняли фляги. Разговаривали мы мало, даже когда ложились спать. Это напоминало первые несколько дней нашего с Кипом побега через тоннель в скале. С тем же исступлением мы шли вперед и сейчас: подъем, дорога, сон, подъем, дорога. Я видела, как устал Кип.

Ночью, когда мы лежали спиной к спине с ним рядом, его кости выпирали еще острее, чем прежде. И тем не менее никто из нас не хотел сбавлять темп. Сейчас нас подгонял стимул, чего не хватало раньше. Я вспомнила слова Кипа, сказанные несколько месяцев назад: уйти подальше – это не место, не направление и не цель. Сейчас у нас было и то, и другое, хотя мы не знали, что из этого выйдет.

Несмотря на целеустремленность, Кип всё чаще становился раздражительным. Он меньше говорил, даже ночью, когда мы лежали вдвоем, в стороне от Пайпера и Зои. Сначала я списывала его столь непривычную молчаливость на сильную усталость. Однако мы и раньше уставали, когда через всю страну убегали от преследователей, да и на обратном пути приходилось туго, но он никогда не был таким притихшим, каким стал теперь, после запретного города на вершине горы. Казалось, он нес свое молчание как бремя. Провода так живо напомнили ему о резервуаре, от пребывания в котором он, видимо, до конца не оправился. Возможно, все эти месяцы я не осознавала действительную глубину последствий. Со всеми его шутками и насмешками легко забылось, через что ему довелось пройти. Он так быстро оправился физически. Несмотря на худобу его тело казалось сильным, первоначальная неловкость в движениях и вовсе практически исчезла. Но те развалины, увитые проводами, вызвали в нем животный страх и показали, что он на самом деле сломлен. Его рана, даже после стольких дней и ночей, ничуть не затянулась. Однажды утром он прошептал мне так тихо, что в полудреме я едва услышала:

– А если память вернется и мне не понравится то, что я вспомню?

Я подвинулась к нему поближе. Под моей ладонью его сердце колотилось тревожно и быстро, словно птица, пойманная в силки.

– Что, если я – не хороший человек? – продолжил он. – Что, если вспомню, каким я был, и мне это не понравится? И не захочется им быть?

– Ты что-то вспоминаешь?