Огненная проповедь

Стекло скруглялось как обычно, но на этот раз я заметила резкое отличие: оно изгибалось вокруг меня. Во рту я почувствовала трубку, ее давление в трахее и боль от натертой кожи в уголке губ. Я не могла сомкнуть челюсти, не могла вытолкнуть сладковатую жидкость, предательски заполнявшую все пространство бака. Глаза я тоже не могла закрыть. Вязкая жидкость искажала расплывающиеся окружающие предметы, словно горячее марево над полем в знойный летний полдень.

Проснувшись, я вопила, пока не сорвала горло и уже не могла выдавить из себя ни звука. Я выкрикивала имя Зака, пока этот единственный слог не обрел странные неузнаваемые формы. Я с первых дней в камерах сохранения знала, что на крик никто не отзовется, никто даже не подойдет к двери, но все равно орала.

Еще шесть ночей я чувствовала, как бак вокруг меня наполняется, а жидкость не позволяет даже пошевелиться, завладев моей плотью, смыкаясь над головой и вокруг трубок, что врезались в горло и запястья.

Каждую ночь, пока я не просыпалась от собственного крика, я висела на трубке, торчащей изо рта, как рыба на леске.

Я перестала есть. Каждый глоток напоминал о трубке, пища вставала поперек горла и меня рвало. Я как могла старалась избегать видений, бодрствуя в те моменты, когда обычно приходили самые яркие грезы. Мерила камеру шагами, пока не сбивалась со счета, по одному выдирала волоски из головы, при помощи боли не только оставаясь в сознании, но и в собственном теле и отгоняя от себя видения о резервуаре.

Ничего не помогало. У меня разваливались и тело, и разум. Время шло отрывисто и скачкообразно: какие-то дни кубарем летели под откос, другие тянулись, словно время остановилось, и промежуток между ударами сердца длился целый год. Я думала о сумасшедшем провидце на ярмарке в Хавене, об обезумевшем омеге на крепостной стене. Именно так это и происходит. Именно так уходит разум. В конце концов я накарябала ложкой на подносе несколько слов для Зака: «Срочно: важное видение! Расскажу только тебе в обмен на десять минут прогулки вдоль вала».

Как я и предполагала, он прислал Исповедницу.

Она как всегда села на стул спиной к двери. Вероятно, я сильно вымоталась за все эти дни и бессонные ночи, но Исповедница никак не прокомментировала мой вид. Интересно, она когда-нибудь обращала внимание на внешность или интересовалась лишь внутренним содержанием моего разума?

— Обычно ты не слишком охотно делишься своими видениями. Совсем наоборот. Как видишь, ты нас заинтересовала.

— Если Зак заинтересован, пусть придет сам. С тобой я разговаривать не собираюсь.

Я знала, что меня ждут трудности. Меня просто пробирал ее зондирующий взгляд. Наша мать так же исследовала стыки раковин речных мидий, чтобы найти самую слабую точку, просунуть лезвие и взломать, добираясь до мяса.

— Ты же знаешь, что не остановишь меня, если закроешь глаза.

А я даже не заметила, как их закрыла, пока Исповедница не сказала. И тут же поняла, что и зубы стискиваю. Я заставила себя посмотреть на нее в упор и процедила:

— Ты ничего не получишь.

— Наверняка. Может, у тебя с каждым разом получается все лучше и лучше. А может, тебе просто нечего сказать. Ничего полезного.

— О, так я устроила вам ловушку? И что я сделаю? Спущусь вдоль стены по связанным простыням? Да ладно. — Я замолкла: слишком трудно одновременно закрываться от Исповедницы и говорить. — Мне всего лишь хочется увидеть небо. Если я выдам вам всё, что знаю, почему бы сначала не поторговаться?

— Никакого торга, если тебе нечего предложить.

— Речь идет об Острове, — выпалила я, почувствовав, что небо от меня ускользает, хотя не собиралась открывать что-либо важное.

— Ах, об Острове. Это о том, которого, как ты твердишь уже четыре года, не существует?

Я молча кивнула. Хотя выражение ее лица не изменилось, я тут же почувствовала, как она нетерпеливо шарит в моей голове, словно навязчивый ухажёр. Я сосредоточилась изо всех сил и постаралась открыть ей свой разум, не дав полного доступа. Показать лишь отголоски картин, способных подтвердить значение моих видений, но скрыть те факты, знание которых может привести к катастрофическим последствиям для Острова, его обитателей и моих собственных планов. Я сконцентрировалась на единственном изображении, подобно тому, как падающий сквозь занавески моей кухоньки в поселении луч солнца освещал лишь кусочек противоположной стены. Всего лишь город на Острове, его оживленная улица, круто уходящая вверх. Общая картинка без каких-либо особенностей ландшафта. Город, его центральный рынок, дома, выстроенные на возвышении. Всего лишь город.

Я услышала, как Исповедница шумно втянула воздух.

— Достаточно, — прервала я. — Передай Заку, что он должен сделать, и я расскажу ему все.