Шулик сноровисто набивал пулеметные ленты. Невдалеке от него дядя Петро, нахмурив нависшие брови, сгребал на дно траншеи стреляные гильзы и проталкивал их медленными движениями ног в мокрый, глинистый грунт. При появлении комбата Курдюмов прекратил работу, чтобы пропустить его. Вымазанную в глине руку он поднес к своей ушанке. Старый солдат успел отрыть себе стрелковую ячейку, углубил ее в полный рост и, подрубив ниши, начал выводить ход сообщения. Его примеру следовали другие, но все же окапывание шло медленно. Земляных работ было сделано за ночь очень мало, особенно в роте Рыбалко.
Букреев нашел Рыбалко в игривом расположении духа.
— Ты плохо, плохо окапываешься, Рыбалко!
— Окапываюсь плохо? — удивленно переспросил Рыбалко, поблескивая смешливыми глазами.
— Плохо!
— Як же лучше, товарищ капитан? Земля сырая и така вязка, як резина. Да и вперед пойдем — бросим, а жителям опять зарывать ямки…
— Рыбалко, у вас странное отношение к исполнению приказаний, — остановил его Букреев. — Командир такой отважной и дисциплинированной роты…
Поняв, что комбат не шутит, Рыбалко оглянулся, словно стесняясь, и, смущенно сдернув с головы фуражку, принялся вытирать пот, проводя ладонью по своей остриженной черноволосой голове с жестким чубчиком-ежиком. Букреев выговаривал ему, и этот смешливый и, казалось, бездумный человек вдруг сделался совсем другим. Сдвинул брови, лицо стало узким и острым.
— Вы должны быть примером, Рыбалко, — заключил Букреев, продолжая обращаться к нему на «вы». — Я требую сохранения каждого человека и потому настаиваю на развитии укреплений.
— Я вже все поняв, товарищ капитан.
Когда комбат отошел, Рыбалко еще долго смотрел вслед, на уголок траншеи, где последний раз он увидел его чуть ссутулившуюся спину и выбритый до синевы затылок.
— Взводных командиров ко мне! — приказал он.
Взводные сбежались к нему очень быстро — Рыбалко держал людей в строгом подчинении, и его побаивались.
Хмуро смотря в землю, Рыбалко повторил почти все, что сказал ему командир батальона. Вскоре замелькали лопаты и наверх полетели комья земли. Соединившись по телефону со своим соседом Степняком, Рыбалко поговорил с ним и сдержанно похвалил комбата:
— Ты чуешь, Степняк? Я его спужался. Як гляне, як гляне на меня! Був тихий, а туточка озлил, на крымской земле… Як ты там окапываешься?.. Добре? Ось я приду сам побачу.
Букреев возвратился на свой КП в хорошем настроении. Ему не хотелось быть мелочно-придирчивым и тем более прослыть таким среди моряков, но он отлично понимал беспокойство и Гладышева и Степанова и решил настойчиво заставить всех врыться в землю. Найдя на КП связного от комдива. Букреев переобулся, подтянул ремни и вышел с Батраковым и ординарцем.
Артиллерийский обстрел усиливался по армейскому флангу. В одном месте пришлось «приземлиться». Отряхнувшись от кирпичной пыльцы, Букреев встал, чтобы продолжать путь, но вдруг услышал нарастающий гул танковых моторов. Танки подавили своим гулом все остальные звуки и, казалось, находились совсем близко. Букреев выскочил по улице на пригорье, чтобы ориентироваться. Окраинные домики с сорванными крышами и ребрами стропил приютили возле себя несколько десятков фигурок в армейских шинелях. Выгон с многочисленными воронками, казалось, был только что вспахан, и по нему, то припадая, то выныривая в косматинах дыма, бежали какие-то люди, как будто бы всплескивая руками.
Батраков — у него как будто сразу еще больше провалились щеки — стоял, сжимая автомат и глядя вперед. Шевелились побледневшие губы, и на висках пульсировали вены.
— Бегут! Драпают!
Батраков побежал посередине улицы, размахивая автоматом. Навстречу ему бежало, пожалуй, не меньше сотни людей. Батраков остановился, поднял над головой автомат и закружил им, как цепом. Снаряд рванул угол дома, подняв пыль и коричневый дым. Букреев услышал треск автомата. Бежавшие остановились. Батраков, увлекая за собой людей, бросился туда, где шел бой.
Букреев добрался на командный пункт к Гладышеву только с одним Манжулой. Нужно было объяснить, почему явился без Батракова, но все разъяснилось само собой. Букреев был свидетелем того, как Степанов, вошедший на КП, подал командиру дивизии какую-то скомканную бумажку и опустился на табурет.
— Здравствуйте, Букреев, — сказал Степанов и усталым жестом снял фуражку.
Гладышев, пробежав записку, молча передал ее Букрееву.
В записке, написанной Батраковым и адресованной майору Степанову, после ругательства было дописано: «Вы выйдете командовать своим храбрым войском или нет?»
— Да-а, — неопределенно протянул Букреев, возвращая записку.
— Нехорошо, — сказал командир дивизии.
Букреев, стараясь быть объективным, рассказал только что происшедший случай, когда Батраков вынужден был остановить бежавшую группу пехотинцев и повести ее в контратаку.
Командир дивизии, внимательно выслушав Букреева, поднял глаза на Степанова с укоризной:
— Что ж это там у вас, товарищ майор?
— Был такой случай, товарищ полковник. Комроты убили, и молодняк испугался.