Огненное сердце вампира

— Прошу вас, оставьте меня. Я сама, — едва справляясь со слезами в голосе, лепечу, понимая, насколько это жалко выглядит.

— Ну, уж нет, Алёшина, — зловеще шипит вампир, словно затухающие угли костра. — Тебя оставлять очень опасно, для тебя же самой.

И тут же без всякого перехода, властно и жёстко:

— Это сделал твой отец?

Реву, без всякой мысли о стеснении, уже не заботясь о том, как я выгляжу в глазах преподавателя. Голая, раздавленная, разоблачённая.

— Ложись! — командует вампир, указывая на стол, отодвигая таз. — В раны попала грязь, нужно промыть.

Моё тело продолжает вздрагивать от рыданий, пока губка скользит по коже, смывая кровь, из лопнувших болячек и налипшую болотную жижу. Запах дерева, сухой травы и мыла, нежные прикосновения горячих рук к моей коже, тихая монотонная песня огненного мага постепенно погружают в полудрёму, когда слышишь, ощущаешь, и, даже, видишь, но уже толком не понимаешь, что происходит, когда все тревоги отступают и кажутся неважными и далёкими. Вампир бормочет о том, что и маги земли, порой, могут приносить пользу, и наносит на раны прохладную мазь с густым запахом мяты. Аромат стойко зависает в воздухе, и уже начинает казаться, что это пар так пахнет, свежо и головокружительно.

Меня переворачивают, и вновь по коже скользит намыленная губка и льётся вода.

Наконец, меня выносят в предбанник, закатывают в огромную махровую простынь, словно младенца. и несут в дом. Делаю попытку вырваться, однако, вампир держит бережно, но крепко. А разомлевшее тело не слушается. Телу хорошо и спокойно. Ему тепло, оно больше не чувствует боли. И плевать оно хотело на какую-то там гордость и чувство собственного достоинства.

— Разжечь тебе огонь? — спрашивает Хальвар, укладывая меня на диван.

Моя голова касается подушки, и я чувствую, как дрёму сменяет сон. Его тёмные, более тяжёлые волны тянутся к моему сознанию, растворяя, поглощая.

— Да, — бездумно бормочу в ответ. — Я люблю смотреть на огонь и на воду. Мне нравится, как он пахнет, мне нравится, как пахнешь ты.

Вампир чуть слышно смеётся. И последнее, что я вижу, это танец огненных языков в полукруглой пасти печи.

Глава 7

— Ты можешь объяснить, в чём дело? — Дашка уже начала выходить из себя. — Слушай, Крысь, я спокойно относилась к этой твоей причуде целых два дня. К тому же, торчали мы здесь не так долго. Но сегодня, мы ждём уже целую пару. Подумать только, все уже разошлись по домам, а мы — топчемся здесь. Ну хорошо, любишь учиться, не хочешь идти домой, так давай в библиотеку сходим. Нет же, околачиваемся возле стенда с расписанием, как две дуры.

Стрекотня подруги раздражала, как и всё вокруг, и мелькающие белые халаты, и противный холодный свет, гудящих под потолком прямоугольных ламп, и серая вязкая хмарь за окном, и мелкий моросящий дождик. Но больше всего раздражало ожидание, сегодня, как никогда долгое. И кто знает, когда рыжий вампир соизволит отправится домой. Может, после четвертой пары, он решит посидеть в столовой, или задержится у какой— нибудь преподавательницы, улыбаясь и мило беседуя. Откуда ему знать, что одна девица ждёт его у стенда с расписанием?

— Если хочешь, иди домой, — буркнула я Дашке, роясь в своей сумке, чтобы достать конспект. Подруга права, если уж торчать здесь, так хотя бы с пользой.

— Ну, уж нет, — Дашка дьявольски расхохоталась. — Никуда я теперь не пойду. Столько здесь стоять и не узнать ради чего? Хрен тебе, Алёшина!

Проснувшись сегодня утром и взглянув в окно, я с сожалением вздохнула и в сердцах пнула платяной шкаф, так сильно, что стрельнуло в ноге.

Под порывами ветра качались мокрые деревья. Их дрожащие поникшие гривы потемнели и теперь не пылали золотистым пожаром, радуя глаз, напротив, лишь наводили уныние и навевали хандру. Небо вздулось бугристыми грузными тучами. Снующие под окнами прохожие под своими разноцветными зонтами, напоминали бестолковые пуговицы, хаотично перемещающиеся по серой, с прожилками жёлтого, драповой ткани.

— Не надеть мне сегодня вампирского розового платья, — обречённо подумала я тогда.

От чего — то мне казалось, что оно, это платье, приносит мне удачу. И пока я его ношу, всё у меня будет складываться хорошо. Вот только нет ничего глупее, чем выбирать своим талисманом одежду. Ведь не могу я ходить в одном и том же и зимой и летом?

Буквы прыгали, не желая складываться в слова. А если мне и удавалось что— то прочесть, то смысл размывался, терялся в солнечных воспоминаниях.

В то утро я проснулась от ощущения лёгкости, умиротворения, наивной детской радости, и, ещё не понимая что со мной и где я нахожусь, какое-то время не торопилась открывать глаза. Сквозь оранжевую кожу собственных век я видела лишь солнечный свет. Он щедрым потоком бил в распахнутое окно, и казалось, что именно он, этот свет источает умопомрачительный сладкий запах яблок. Наперебой щебетали птицы, и шумела листва. Но первые минуты пробуждения всегда обманчивы, они дают мало знаний, минимум информации, щадя человека и давая небольшую передышку, оповещая лишь о самом главном:

— Ты жива, у тебя ничего не болит…