Огненные зори

Кита молчала. Ее испугала мысль, которая так мучила мать. А что, если правда кто-нибудь войдет в арестантскую и убьет отца? Это ведь восстание! Владо не может все контролировать, не может стоять, как часовой, перед дверью в подвал и каждому, кто придет, говорить: «Начальника не трогайте. Я отвечаю за него». К тому же он не самый главный, есть люди поглавнее его. И вот не могут ли те, самые главные, пока Владо сражается, решить привести приговор в исполнение? Вернувшись, он, конечно, возмутится: «Что вы сделали, товарищи? Почему поторопились?» Но такое возможно только в случае, если бы не было ее. Она все время будет начеку, будет бегать то домой, то в управление и, почувствовав неладное, сразу обратится за помощью к Владо. Пойдет на станцию, где ведутся бои, разыщет его там. Владо сразу пошлет записку с ней или с курьером. Если же отца поймают где-нибудь с оружием, несчастье уже нельзя будет предотвратить. Поэтому Кита снова обратилась к матери:

— Пойми, что все это я делаю ради него. В каком селе он, скажи?! Не бойся, меня пропустят. Со мной ничего не случится.

Мать металась по комнате, не зная, что делать. В углу горела лампадка. Мать остановилась перед иконой и посмотрела на дрожащий огонек.

— Если не веришь мне, пойдем вдвоем. Идем, господь нам не поможет. — Кита потянула мать. — Скорее, нельзя терять ни минуты.

— Я не могу, я не могу, — кричала мать.

— Тогда скажи, где отец. Я пойду одна, а ты стой перед своей лампадой.

Мать долго сопротивлялась. Страх не позволял ей уступить просьбам дочери. Она пришла в себя только после полудня, когда на станцию прибыл эшелон с правительственными войсками, которые свергли народную власть.

— Вот видишь, глупышка, — сказала она дочери, — если бы отец сдался, они убили бы его! Я словно чувствовала.

После того как в город вступили войска, повстанцам пришлось укрыться в окрестных селах. Мать Киты думала только о муже, а дочь тревожилась еще и о Владо, командире повстанческого отряда, который не смог отразить внезапного удара врага и оставил город. Что он сейчас делает? Где находится? Артиллерия обстреливала со станции склон горы, господствовавшей над городом. Не угодит ли какой-нибудь снаряд в него? Отец теперь в безопасности, но почему должен погибнуть он, ее Владо? Все произошло как-то неожиданно. Прибытие войск и отступление повстанцев вызвали у Киты и радость, что отец спасен, и страх, что любимый человек может погибнуть.

Мать вышла из дома. У дочери мелькнула было мысль проследить за ней, но, осознав, что отцу уже не грозит опасность, решила не делать этого. Отец вернется сам. Сейчас все ее существо было полно тревоги о Владо. Мать вернулась радостная.

— Значит, отец не в селе? Он здесь? Почему же тогда не пришел? — забросала Кита вопросами мать.

— Придет, — уверенно ответила та.

— Зачем сидеть в погребах у чужих людей, если ему не грозит никакая опасность?

— Еще ничего не известно. «Вы сидите дома, а я приду, когда все успокоится», — сказал мне твой отец.

С улицы доносился топот солдатских сапог. Потом наступила тревожная тишина, предвещавшая новую бурю.

И эта буря не заставила себя ждать. Как перед грозой по небу сначала плывут тучки, потом они сгущаются, небо темнеет, становится душно, гремит гром и змейкой ползут синие молнии, так и рассеянные по склонам гор повстанческие отряды собрались и с громким «ура» со всех сторон налетели на город. Обе женщины, мать и дочь, стояли ошеломленные этой внезапно разразившейся бурей. Одна — в углу перед мерцающим огоньком лампадки, затухающим и разгорающимся вновь, а другая — возле окна.

Девушка не выдержала и вышла на улицу. У станции уже шел жестокий бой. Он навсегда остался в памяти Киты. Падали убитые. На носилках несли окровавленных людей с забинтованными головами, руками, ногами. Девушке очень хотелось наклониться к носилкам и посмотреть, не лежит ли на них ее Владо.

Но вот выстрелы смолкли. Станция была занята. Орудие теперь било по отступающим солдатам. «Жив Владо!» — успокаивала себя Кита. «А что сейчас делает отец? — пронеслось у нее в голове. — Ушел из города вместе с солдатами?»

Кита оставалась на улице, пока повстанцы не разбрелись по городу. Вернувшись домой, она решительно заявила матери:

— Я иду к отцу!

— Что?!

— Иду!

— Никуда ты не пойдешь!

— Пойду. Догадываюсь, где он.

— Где?

— Там, где ты недавно была. — Кита испытующе посмотрела на мать и, не раздумывая, сказала: — У Сийки в доме! Куда же он может пойти, как не к своей сестре?

Сийкин отец был коммунистом и принимал участие в восстании. Сама Сийка часто бывала на молодежных собраниях и находилась под влиянием отца. В этой семье только хозяйка, приходившаяся Владо теткой по отцу, не вмешивалась в политику. Там-то околийский начальник и мог найти себе приют. Он выручал отца Сийки, не задерживал его, когда производились аресты, и теперь, наверное, нашел в его доме надежное убежище.

— Ты туда не пойдешь! — Мать встала в дверях. — Тебя увидят люди, и все откроется. Никто ничего не знает. И дядя твой не знает. Только тетка…