— Я пойду к ней! — Кита бросилась к двери и, не обращая внимания на вздохи матери, вышла из дому.
Вечером в городе начались митинги. Прибыли Георгий Димитров и Васил Коларов. Их речи подбадривали людей. Повсюду звучали революционные песни. Кита пробивалась сквозь толпу. Именно здесь она рассчитывала увидеть Владо, и не ошиблась. В центре был он, ее Владо, живой и невредимый. Она подошла к нему.
— Ты здесь? — спросил он.
— Здесь мое место! Как же иначе, — смущенно ответила девушка. И ей показалось, что он словно чувствует неловкость оттого, что на глазах у всех рядом с ним стоит она — дочь околийского начальника. Обиженная, Кита решила отойти, но Владо улыбнулся и отогнал все сомнения.
— Видела? Захватили все их оружие и начальство…
— Видела и поняла. Хочу, чтобы и ты понял мое теперешнее положение.
— Знаю. Я ничего не забыл. Твой отец должен сдаться. Ясно? Мы люди честные. Пусть добровольно сложит оружие, и, если добровольно сдаст его, не сделав ни единого выстрела, народный суд примет это во внимание.
— А куда ему явиться?
— В управление.
— К кому?
— Ко мне.
— А если тебя не будет?
— К кому-нибудь из наших. Я их предупрежу.
— Когда?
— Ну сейчас.
— Спасибо. За этим я и пришла. Не произведет ли плохое впечатление, если с отцом приду я?
— А зачем тебе приходить с ним? Ведь он правил здесь без тебя. Пусть один и придет.
Китана кивнула и, хотя ей не хотелось расставаться с Владо, потихоньку отошла в сторону, вышла из толпы. Словно какая-то невидимая рука потянула ее, но не к дому. Девушка смело и решительно направилась к Сийке.
Когда стемнело, из калитки дома, где жила Сийка, вышел Китин отец. Он был в штатском. Кита шла рядом, пока не начали встречаться повстанцы. Дальше он пошел один, переходя от одной кучки людей к другой. Повстанцам объяснял, куда идет, и они пропускали его. И так он дошел до околийского управления, но направился не в свой кабинет, а в подвал, в арестантское помещение, где когда-то содержались неблагонадежные — коммунисты, среди которых был Владо.
Комендантом теперь был известный в городе сапожник Мито Веренишки. Его любил весь город за доброту и честность. Он шил самую различную обувь — дамскую, мужскую, детскую, зимнюю, летнюю, кожаную, полотняную, шил сапоги, туристские ботинки с гвоздиками на подошве. Заказчики всегда получали обувь в срок. У него были и подмастерья, но держался он с ними не как хозяин, а как товарищ по труду. И так называемый доход, оставшийся после уплаты налогов и стоимости материала, делился поровну. Хотя мастерская и не именовалась «трудовой кооперацией», в сущности, она была рабочей артелью, где каждый получал столько, сколько заработал. Во всем этом не было ничего удивительного, ибо Мито Веренишки был коммунистом. И конечно, после победы восстания артель должна была стать первой коммунистической кооперацией.
В доме у Мито до поздней ночи горел свет. После того как уходили работники артели, здесь собирались коммунисты, и начинала действовать другая — революционная организация. Здесь, среди сапожных колодок, обсуждались планы восстания. Мито Веренишки был известен полиции, его часто арестовывали. Даже дети знали, что он «красный». Первого мая он всегда шел во главе манифестации трудящихся, шел, как командир за оркестром. Он умел повести людей за собой. В ходе выступлений против властей люди смотрели, как поступит он. Если Мито не отступал, не отступали и они, если он вступал в бой, дрались и они, если его пытались арестовать, товарищи или старались его отбить, или же вместе с ним шли в участок доказать свою правоту.
Этот человек, переселившийся некогда в город из бедного села Вереница, был каким-то особенным. Он никому не мог отказать в помощи. Большинство его клиентов были малоимущими людьми, которые не могли сразу заплатить за заказ. И Мито должен был ждать, как-то выкручиваться: ведь оборотного капитала у него не было. Он считал, что люди поймут его положение. Большинство заказчиков, разумеется, рассчитывались за заказы вовремя, но были и такие, которые не торопились отдавать долги. И Мито не беспокоил их, а ждал, пока наконец они не придут к нему сами и виновато вынут из кармана деньги. «Вычеркни из книжки мой должок, а то он измучил меня, жену и детей! От стыда не мог ходить мимо твоей мастерской. Ты обуваешь нас, а мы тебя чуть ли не босым заставляем ходить!» А власти только и ждали, чтобы прогорела, обанкротилась эта мастерская, пристанище коммунистов, их партийный клуб. Но партия воспитала людей так, что они крепко стояли за свое дело и помогали друг другу. А мастерская Мито Веренишки была ее делом. И она не закрывалась.