Его отец побежал за ним, мой — за мной, но вместо того чтобы вернуть нас, они сами присоединились к повстанцам. Наш молодежный отряд развернул свое знамя. Несли его мы с Замфиром. В бой шли с песнями. Перед нами на коне, как когда-то Бенковский[18], ехал командир. Мне казалось, что история повторяется. Он был Бенковским, а мы — его крылатая дружина.
Когда мы заняли город, нашему Лопушанскому отряду, как самому сильному, было поручено встретить врага у Криводола. Я изъявила желание пойти с отрядом. Командир сказал:
— Здесь твой путь кончается. Ты еще маленькая. Сейчас начнется страшный бой. Пойдут только самые испытанные и храбрые.
Но им не удалось вернуть меня. Я считала себя одной из самых храбрых.
— Но ведь тебя могут убить! — сказал командир.
Я посмотрела на него и заплакала.
— Ведь вы же сами говорили, что не надо бояться смерти!
— Да, но когда это оправдано.
— А разве гибель в бою не есть оправдание?
Он грустно улыбнулся, но не отступил. И по тому, как он погладил мою голову, я поняла, что он любит меня и жалеет. Я еще настойчивее стала просить взять меня с собой.
— Ты останешься здесь, в больнице, как санитарка.
— А почему мне не быть санитаркой там, с вами, в нашем отряде?
— Предстоят тяжелые бои. Мы, мужчины, уже были на войне, а тебе надо быть подальше от этого ужаса.
— А почему идет Замфир?
— Замфир — парень. Ему уже пора стать бойцом.
Командир построил отряд и во главе его зашагал к Криводолу. Этот человек думал о каждом — где его место, где он принесет больше пользы. Определил и мое место. Только одного не знал он: что я была влюблена в него и в революцию. Он был для меня олицетворением революции. И раз уж я пошла за ним, остановиться не могла. Это было бы равноценно отказу от участия в революции.
Колонна повстанцев вскоре скрылась за Пыстриной. И никто из них не мог допустить мысли, что вслед за ними идет девушка. Идет и спрашивает у всех:
— Куда ушел отряд?
— К Стубелу.
Я пришла в Стубел и сразу отправилась в общинное управление.
— Мне поручили, — представилась я коменданту, — организовать санитарную часть. Ведь могут быть раненые. Надо сразу же вынести их с поля боя и оказать первую помощь.
— Хорошо, хорошо! — Комендант смотрел на меня удивленно. При мне была всего лишь одна санитарная сумка.
— Но как же ты одна сможешь выполнить такую работу?
— Вот я и пришла сюда, чтобы организовать перевязочный пункт.
— Да, но наши ушли в Липен. Медпункт лучше всего создать в Уровене.
Комендант приказал дать мне повозку и отвезти ближе к позиции. В Липене перед зданием общинного управления меня остановил часовой-повстанец.
— Свои! — крикнула я.
И он, не спрашивая пароля, проводил меня в помещение. Комендант бай Трендафил уступил мне свой стул и сразу же распорядился:
— Перевязочный пункт будет здесь. И комендатура, и все прочее. Дам тебе в помощь двух-трех человек. Отряд расположился у Томиного моста. — Он не докончил своих слов. Послышались выстрелы. — Началось! Из Криводола наступают крупные силы врага — воинские подразделения и шпиц-команды. Даже из Шумена пришли на помощь карателям. Они решили ударить в тыл повстанцам.
Я вскочила.
— Ты оставайся здесь, — остановил меня комендант. — Цветан, запряги лошадей и поезжай туда, к Томину мосту. В Туфе будете ждать. Если кого ранят, сразу же везите сюда.
— Так не годится, товарищ комендант! Без меня нельзя. Первая помощь должна быть оказана на месте. Поэтому я и прибыла с этой сумкой. Ведь пока раненого довезут сюда, он может умереть.
— Послушай, девушка! Ты еще не нюхала пороха, а уже соображаешь кое-что.
— В огне революции и дети становятся взрослыми, — ответила я.
Мы отправились на передовую. Оставив лошадей в Туфе, поползли по кукурузному полю. Повстанцы были в пятидесяти шагах от нас. Они и не догадывались, что у них имеется санитарная служба. Через просветы в стеблях кукурузы мы видели нашу цепь, залегшую в лощине возле моста. А сверху противник поливал наших огнем. Пули свистели и срезали кукурузные стебли. Видимо, солдаты не знали точно, где находятся повстанцы. Стреляли, чтобы подбодрить себя.