Огненные зори

Я и сейчас чувствую тепло его руки. В самые тяжелые годы ее прикосновение вселяло в меня веру, помогало идти правильным путем в жизни. Оставаться в наших краях мне было нельзя. Были убиты все, кто не успел убежать, виновные и невиновные. Я переехала а Софию. Бралась за любую работу. Была продавщицей, училась и в конце концов стала акушеркой. Когда встречалась с людьми из нашего края, спрашивала — не появлялся ли он, командир. Мне отвечали: «Приезжал из Советского Союза и организовывал новое восстание».

Как-то меня вызвали к роженице. Я знала эту семью. Это были близкие люди — они часто давали мне приют. Роды оказались тяжелыми: надо было спасать две жизни — матери и ребенка. Меня ввели в комнату со стеклянной дверью и попросили подождать. Я волновалась. В доме явно что-то происходило. Роженицу, кажется, перемещали с одного места на другое, более удобное. Слышался шепот. Но почему это делают без меня? Надо вмешаться. Я отворила дверь и увидела мужчину с портфелем в руке. Он собирался выйти с другим ожидавшим его человеком. Неужели это он?! Уж не видение ли это, как тогда, в сене! Это он! Захотелось крикнуть: «Товарищ командир! Учитель!» Но слова застряли в горле. Мужчина смотрел на меня как-то искоса. Те же синие глаза, только теперь в морщинках. Да, это он! Не может за эти годы измениться он, наш Бенковский. Он жив, приходил сюда и вот теперь снова здесь! Неуловимый. Готовит новое восстание. Я должна сказать ему хоть одно словечко!

— Господин Белов был нашим квартирантом. И вот сейчас, когда в доме роженица, должен переселиться в другое место.

«Белов… Явная ошибка… Это не Белов, а он, командир… Я хорошо знаю этого человека», — мелькнуло у меня в голове. Господин с портфелем круто повернулся ко мне широкой спиной и направился к двери. Знакомая походка взволновала меня до глубины души.

— Вы сказали — Белов? — спросила я, когда дверь за незнакомцем закрылась.

— Да. Он из провинции. Жил у нас два-три месяца. А сейчас нам понадобилась его комната.

— Я знаю этого человека.

— Ты, наверное, обозналась. Он из Карнобатского края. Что у тебя общего с Карнобатом?

— Я знаю этого человека.

— Т-с-с… — И по тому, как хозяйка прищурила глаза и поторопилась подвести меня к кровати, где лежала роженица, я поняла, что и они знают, кто этот человек. «Его переводят в другое место, потому что после рождения ребенка к ним в дом станут приходить разные люди и трудно будет прятать нашего командира», — решила я.

Я почувствовала легкое головокружение. После стольких лет! Я сразу же сосчитала с точностью до дня, сколько времени не видела этого человека. И он ушел, не сказав мне ни слова!

Нет, он не мог забыть меня! Мой учитель никого не забывал. Ни хороших, ни плохих учеников. Мой командир хорошо помнил своих бойцов, любил их. Но почему Белов? Постепенно я начала понимать: живет на нелегальном положении, под чужим именем. Но для меня он не может быть человеком с иным, чужим именем. Мне-то он должен был открыться. Так почему же? Неужели испугался, что я могу выдать его? Или боялся за себя? На меня обрушилась волна раздумий. Я не могла допустить мысли, что командир забыл меня или чего-то испугался. Видно, только долг заставил его поступить так. Этого от него требовала революция. По тому, как он повернулся ко мне спиной, я поняла, командир победил самого себя, а меня заставил понять, что ради большого дела мы должны подавлять в себе самые дорогие чувства. И мне пришлось взять себя в руки.

— Видимо, обозналась! — сказала я, подходя к роженице.

Роды прошли хорошо. Я спросила, как собираются назвать ребенка. Выяснилось, что родители еще не решили. Тогда я предложила, если они ничего не имеют против, дать ребенку имя Георгий. Они поблагодарили меня и согласились с моим предложением. Часто мне приходилось принимать роды, но этот ребенок был всегда для меня особенно дорог.

С командиром довелось увидеться только после победы, когда он вернулся из Советского Союза. Пришла к нему в кабинет — он стал министром обороны. Но совсем не изменился. Скромный, душевный человек. Та же мягкость в голосе, та же теплая ладонь. Возможно, он ждал, что я попрошу его устроить меня на работу. Мне показалось, что он готов был сделать для меня все. Во мне снова поднялось прежнее чувство любви к герою, как тогда, когда мне было шестнадцать лет. Я с волнением смотрела на него, думая, как начать разговор.

— А я тогда узнала тебя, товарищ Белов! А ты меня, видно, не узнал?

Он улыбнулся.

— И я узнал тебя, санитарка. Как ты могла подумать иначе? Я узнал тебя сразу, как только ты вошла в комнату. Мне многое хотелось сказать тебе, но законы конспирации нарушать нельзя. Ведь никто не знал, что я Георгий Дамянов[19]. Даже хозяева, у которых я жил, и люди, которые привели меня к ним, а потом перевели в другое место. Они знали меня как Белова. И хорошо, что наша санитарка проявила такое самообладание.

— И все же я в какой-то степени выдала себя, товарищ командир. Тогда родился мальчик. И по моему предложению его назвали Георгием. Так знай же, у тебя есть крестник.