Огненный азимут

Фольче понял только одно: штурмбанфюрер недоволен его службой, и в этом виноваты девочки, осмелившиеся лезть за водой в присутствии командования. Он снял с шеи ав­томат и, не целясь, выпустил всю кассету. Девочки упали, и белый эмалированный чайник долго катился вниз, подскаки­вая, как резиновый мяч.

Свита тем временем поднялась наверх. Отсюда, с высокой насыпи, виден был город, иссеченный черной оспой пожарищ и руин. Внизу, прямо под ногами, где кончалась насыпь пе­ред взорванным мостом, среди стальных ферм кипела вода. За мостом вниз по реке плыли беловатые охапки пены.

Ютнер долго стоял над кручей, глядя вниз, туда, где о разрушенный мост билась река. Он молчал, и никто не понимал этого молчания. Потом он медленно повернулся к свите.

— Господин капитан, — обратился он к Вейсу, — я при­казал штурмшарфюреру Крогеру провести особую обработ­ку местечек вашего района. Надеюсь, вы тоже получили необходимые указания?

— Пока нет, господин штурмбанфюрер.

— Вам выделяется отряд "Вильке 1-а". Ваши люди бу­дут действовать в тесном контакте с нами. Прошу отдать необходимые распоряжения руководителю жандармерии. Операция будет начата ровно через три дня.

Три дня Ютнеру нужны были для города.

На рассвете следующего дня особый отряд Дерлиндера появился на тюремном дворе. Сонные солдаты зло смотрели на зарешеченные окна, полушепотом ругались: какого черта им не дали выспаться? Подняли, как по тревоге...

Дерлиндер ходил по асфальтированной дорожке тюрем­ного двора, ожидая начальника тюрьмы Бломберга. Тот вы­шел из канцелярии в сопровождении коменданта и старшего надзирателя. По лицам было видно, что тюремное началь­ство не ожидало прихода особого отряда. Щека у коменданта красная, а к плечу прилипло белое гусиное перышко. Даже не успел почиститься.

— Мне нужно одиннадцать, господин Бломберг. — Дер­линдер с ненавистью смотрел на толстого, казалось, по-до­машнему уютно устроившегося здесь начальника тюрьмы, и, хотя тот был старше по чину, Дерлиндер относился к нему высокомерно. — Я просил вас подготовить списки. — Не же­лая того, Дерлиндер повысил голос.

— Прошу в канцелярию.

Надзиратель бежал впереди, открывал решетки-двери, пропускал начальство и... бежал к следующей двери.

В канцелярии пахло карболкой. Высокий сводчатый по­толок нависал над стенами. Сквозь грязное зарешеченное ок­но виднелась серая облупленная стена тюремного корпуса с черными квадратиками окон.

Надзиратель молча зажег карбидную лампу и почтитель­но вытянул руки по швам. Огромные черные тени заколеба­лись по стенам, переломились под сводчатым потолком.

Дерлиндер закурил, чтобы перебить карболовый запах тюрьмы.

— Давайте список,— сказал он.

Бломберг протянул папку. Бумажка подшита к бумажке. Он начал листать их, давая объяснения. Дерлиндер нетерпе­ливо шевельнулся.

— Вы, кажется, готовы столкнуть мне всех. Я прошу одиннадцать. Десять мужчин и женщину.

Вскоре из тюрьмы вывели одиннадцать заключенных. За­гнали прикладами в длинную черную машину, окружили солдатами, повезли в город.

У Исторического музея в маленьком треугольном сквере машина остановилась. Двое солдат закинули на сук толстую пеньковую веревку, затянули узлом. Длинный конец завязали широкой петлей. Веревка раскачивалась над самыми голова­ми, заключенные с ужасом смотрели на нее. Утреннюю тиши­ну пробудил пронзительный нечеловеческий крик женщины и замер в руинах города. Два солдата подхватили под руки узника — человека небольшого роста, поставили на ноги. Третий солдат поймал конец веревки, примерился к петле — веревка была короткая.

— Фриц! — крикнул он одному из двух забрасывавших веревку на сук. — Веревка коротка...

— Поднимите его,— ответил Фриц, не желая снова лезть на дерево.

Заключенный был не в силах стоять. У него подгибались ноги, и каратели держали его под руки.

— Чего вы медлите? Быстрей! — приказал Дерлиндер, появившись из-за машины.

— Веревка коротка,— ответил солдат.

— Приподнимите его!

— Да он же мокрый. Пусть Фриц опустит веревку.

Фриц хохотал, глядя с земли вверх, как там, на машине, трое солдат неохотно берутся за узника. Они поднимали че­ловека, как мешок с мякиной, изо всей силы стараясь просу­нуть его голову в петлю. Человек втягивал голову в плечи и что-то бормотал пересохшими окровавленными губами.

— Давай того, что подлиннее,— проговорил один из сол­дат.— Все равно, кого вешать...

Солдаты выпустили узника из рук, и он глухо ударился о дно кузова, упал и сразу задрожал от рыданий. Автомат­чик, стоявший у борта, пнул его ногой, но человек, вероятно, не почувствовал боли. Он продолжал плакать.

— Что же это вы, гады, господа бога и всех святых... издеваетесь? — закричал надтреснутым голосом обросший, косматый человек, вскочив на ноги у самой кабины.

— Чего он? Что он кричит? — спросил солдат, держав­ший петлю.

— Черт его разберет,— откликнулся другой.— Тащи его сюда.

Человек стоял у борта со связанными за спиной ру­ками.

— Товарищи, братья мои,— начал он дрожащим голосом, который постепенно окреп,— прощайте, родные! За нас ото­мстят фашистам! Красная Армия не разбита. Она придет сюда!