Огненный рубеж

Вышли к воде по запаху – настолько плотный туман затянул берега и реку. Димитрий отправил троих кыпчаков в камыши – слушать и наблюдать, сам же с Куяном остался на взгорке. Куян вполголоса рассказывал абыю Дамиру очередную историю из своей прежней жизни, и Димитрий погрузился в некое полудремотное состояние, когда ощущения тела отступают, и остаются только чувства – обостряются слух, обоняние, зрение. Он будто слился с окружающей его тишиной, с ночной рекой, с туманом. Даже бормотание Куяна превратилось в часть этого странного мира.

«Угра – река тихая… – не раз говаривал Василий Замятня сыну. – Но именно она стережет нашу землю от коварных литвинов. Не так много мест на ней, где могут пройти конные и латные воины, и знать их – значит, уберечь себя и других от беды…» Бывший княжеский сотник не мог сидеть дома на печи и упросил воеводу взять его в порубежники. А когда Димитрию минуло восемь зим и он стал крепко держаться в седле, отец начал брать его с собой в разъезды и показывать разные места в приграничье – пешие и конные броды, схроны и затоны, где можно быстро обустроить засаду, тайные тропки, по которым можно скоро и незаметно подобраться к ворогам и самому уйти от погони. К десяти годам Димитрий мог уже запросто нарисовать в подробностях всё приграничье от Угры до Тарусы…

Теперь же, будучи лазутчиком Ахмат-хана, пусть и поневоле, Димитрий рисовал те же броды и затоны для татар, но смог утаить многие схроны и тропы по левому, русскому, берегу Угры и Оки. Он надеялся, что воеводы великого московского князя воспользуются ими, чтобы прикрыть порубежье от незваных гостей.

– О чем задумался, абый Дамир? – Вопрос Куяна выдернул Димитрия из призрачного потока мыслей и чувств обратно в холодную и сырую явь поздней осени.

– Да… о завтрашней… вернее, сегодняшней нашей битве, – всё ещё рассеянно пробормотал он, растирая лицо и шею и поводя плечами. Потом встал и сделал несколько наклонов и приседаний, разогревая тело.

– Ух, и устроим мы урусам толковище!.. – подскочил вслед за ним мальчишка. – Они же нас не ждут. А мы тихо-тихо реку перейдем да ка-ак…

– Вот именно – тихо! – цыкнул на него Димитрий. – А ты разорался так, что на том берегу, наверное, слышно. Вот сейчас русичи сами незаметно реку перейдут, и тогда уже нам толковище устроят!..

Куян испуганно притих и принялся прислушиваться, вертя головой во все стороны. Димитрию стало смешно и жалко: наивный дурачок, не знавший ни ласковых рук матери, ни строгого слова отца, завтра ты наверняка погибнешь – и ради чего?..

Он тоже внимательно огляделся. Полосы и комья тумана слегка изменили цвет – вместо мышиной серости появились молочные оттенки. Димитрий сделал пару шагов в сторону и посмотрел на Куяна. Его фигурка явственно обрела чуть заметный светлый ореол. Ночь кончилась!

Димитрий сложил руки раковиной и дважды прокричал в туман выпью. Спустя несколько ударов сердца похожие крики прилетели в ответ с разных сторон, а вскоре из предутреннего молока, один за другим, вынырнули все трое дозорных – мокрые, продрогшие, но довольные.

– Уходим, – приказал им Димитрий и быстрым шагом направился от реки обратно в лагерь.

* * *

В час, когда серая мгла окончательно превратилась в молоко, первые десятки кыпчакских всадников уже входили в тихие воды Угры. Их кони ступали почти неслышно, потому что копыта им обмотали сухой травой. Никаких разговоров – лишь лёгкий плеск и дыхание людей и животных.

Димитрий даже засомневался: сумеют ли дозорные русичей вовремя заметить неприятеля и поднять тревогу? А вдруг у этого брода совсем нет дружины? Вот сейчас кыпчаки выйдут на другой берег, отряхнутся и…

Что-то зашелестело в недвижном воздухе, и рядом с Димитрием во влажный песок уреза воды воткнулась оперённая красным стрела, а ехавший справа рослый кыпчак вдруг захрипел и повалился с коня!.. Из шеи у него торчала точно такая же красноперая стрела. Рядом в тумане раздалось ещё несколько коротких стонов и хрипов, заржала раненая лошадь…

Снова зашелестело. Димитрию показалось, что это ожил и набросился на них сам туман. Стрелы падали густо, будто дождь, и многие находили свою жертву. Кыпчаки заметались. Всем стало ясно, что их заметили, и дальше скрываться не было смысла.

– Алга-а!..[18] – дружно грянуло над рекой. Вода вокруг Димитрия буквально вскипела, его лошадь, поддавшись общему порыву, также устремилась вперед по мелководью.

«А ведь меня сейчас убьют!..» – пришла в голову простая мысль. Димитрию стало обидно: погибнуть в свалке от руки или стрелы сородича, буквально в шаге от самого важного поступка в жизни?.. «Нет, я должен предупредить об Опакове!.. Я не имею права умереть сейчас…»

Он изо всех сил натянул повод, останавливая бег коня. Мимо неслись и неслись размытые туманом тени всадников, изредка прилетали краснохвостые стрелы, но на том берегу уже завязалась кровавая сеча – оттуда теперь плыл тяжёлый вой пополам с лязгом, ржаньем и отдельными отчаянными криками.