Спальник поклонился, вышел вон. Государь подошел к решетчатому окну. Стылый рассвет занимался над Москвой. Сквозь мутноватое слюдяное оконце виднелись отблески факелов у стражи. Иоанн отворил окно и выглянул наружу. Город давно проснулся. В серых сумерках по скрипучим деревянным мостовым к приказным избам уже спешили дети боярские, мелкий служилый люд и торговая братия. Возле государева терема по хрустящему насту сановито похаживали ратники, неся на плечах пищали да бердыши. Морозный воздух охолонил государя, и он зябко поежился.
Сегодня боярская дума собиралась решить, что делать с Большою Ордою и вообще с басурманами на востоке и юге. Испокон веков не было мира меж татарами и Русью. Двести с лишком лет тому назад появились рати Батыевы. С тех пор нет покоя земле русской. Да и татарам покоя тоже нет. То Казань на Москву походом идет, то Москва на Казань. То Большая Орда, то ее окаянные дщери – орды пожиже да позлее – по деревням полон сгоняют. А до преж того с Золотой Ордой сколько войн было! Правда, и князья русские не лыком шиты – едва Орда ослабла, тут же сами наступили сапогом на земли ее. В одном Булгаре сколько тысяч басурман в полон взяли. Но то давно было. Булгар в руинах лежит. Извели его войска Тамерлановы. Слава Тебе, Господи, Иисусе Христе, Сын Божий, внял Ты молитвам православным и стравил нехристей друг с дружкою! Порубили-пожгли тогда под корень татар, все города их. И было то началом конца ига ордынского.
Государь хлопнул в ладоши. В палаты вошли слуги с парадной одеждой. Когда облачили Ивана Васильевича в шитый золотом кафтан, он приказал подать венецианское зерцало. В зерцале отражался уже немолодой человек высокого роста и широкой кости, с темной узкой бородкой. Правитель перекрестился, взял в руку резной посох с набалдашником из кости индрика-зверя и пошел в палату, где заседали бояре.
До палаты его сопровождали четверо рынд в белых одеяниях, расшитых серебром. Топорики в их руках угрожающе посверкивали, отражая пламя факелов. Впереди шел рында с саадаком, держа руку на кривой татарской сабле. Иван Васильевич усмехнулся про себя. Басурмане так и воюют саблями и стрелами, как при Батые. А его полки спешно пищалями-ручницами и пушками немецкими вооружаются. И быть татарам битыми, ежели они не смекнут пороху и пушек поболе купить.
Нет, не будет покоя Москве, покуда есть Орда Ахматова. А то, что послы ордынские божатся, мол, заплати дань за прошлые лета, и царь ордынский простит остальное, – так тому веры нет. На русское серебро Орда одоспешится, изоденется, оружьем обогатится и в силе великой на Русь все равно пойдёт… А куда еще им, горемычным, за хабаром и ясырем податься? Крымчаки им науку воинскую уже преподали, с Литвой Ахмат замирился. С Казанью он воевать остерегался, а с ногайцев только шерсти клок содрать, если еще сможет потом по степям от них уйти. Вот и остается только на Москву напасть…Или… может, зря на них бояре напраслину возводят? Дань возьмут и отстанут, а там, глядишь, переменит Бог Орду, и не получать им выхода на веки вечные – будем сами брать всю дань в своей вотчине.
Государь вспомнил, с каким презрением смотрела на него супруга Софья, когда он при ней встречал послов ордынских: не зазорно ему было вести под уздцы лошадь посла, чай, не в первый раз. И отец его, и деды, все на поклон Орде шли, за ярлыком самолично в Сарай ездили. Но когда Софья сказала, что ныне она – ханская рабыня, замужем за холопом, бьющим челом агарянству безбожному, вот тогда и взыграла в нем гордость. С тех пор послов ордынских привечали честью малой… Вот и сейчас бесермяне стоят перед головою пищальников, терпеливо ждут вызова в государевы палаты.
Кончилось время ваше, окаянные!
Государь со свитой поднялся по лестнице. Двери распахнулись, и собравшиеся отдали ему низкий поклон. Иван Васильевич, не торопясь, прошествовал к трону. Бояре снова сели на лавки.
На минуту в думе воцарилась гнетущая тишина, за которой угадывались отголоски яростного спора, пресекшегося с появлением государя.
Стремительно встал князь Оболенский и начал речь:
– Великий государь, по твоему указу мы дела ордынские обсуждали. Согласия только нет – рассуди! Ведомо тебе, что послы безбожного царя Ахмата алчут – дать им выход за все прошлые неоплатные лета. Еще тебя к хану на поклон за ярлыком на княжение! Неужто ты стерпишь срам такой? Неужто опять народу хрестьянскому терпеть иго безбожных варваров? Сколько еще крови русской басурмане прольют? Сколько городов и деревень наших пожгут?
Иван молча слушал и только тихонько постукивал посохом по полу. Боярин продолжил: