Огненный тыл

Всхлипнула вторая – миловидная, широкая в кости, с бегающими бусинками глаз. Дети не шевелились, только щурились от яркого света, кто в чём: старые кофточки, куртки, подвёрнутые плащи из болоньи. Мальчики, девочки – все примерно одного возраста от десяти, до двенадцати, то есть всё уже понимают, но пока ещё маленькие, беспомощные. Выделялся переросток – сам худой, костлявый, но с большой головой, оттопыренными ушами, весь побелевший от ужаса, хотя я ему едва ли стукнуло двенадцать, просто природа подшутила – сделала дылдой уже в нежном возрасте.

Это был тупик, каменный мешок, с каким-то заплесневевшем хламом внутри, отступать дальше было некуда, по крайней мере в этой части подвала.

– К-командир, ты онемел… – слегка заикаясь пробормотал Смертин, у самого похоже что-то сдвинулось в голове, непроизвольно перешёл на ты.

– Не убивайте детей, пожалуйста! Они ни в чём не виноваты, – пробормотала женщина в берете с лучистыми глазами. – Это всего лишь дети. Подождите… – у неё в голове происходили странные процессы. – Вы говорите по-русски?.. Вы наши?

– Так, барышни, не надо волноваться, – опомнился Шубин. – Вы находитесь под защитой Красной Армии. Лейтенант Глеб Шубин. Мы разведывательная группа войск западного фронта, действуем в тылу противника. Кто вы такие? Как здесь оказались?

– Наши!… Лида, это наши!.. – вторая женщина, размазывая слёзы по серым щекам, привстала, машинально гладя по голове маленькую девочку с чёлкой и огромными глазами.

Дети стали шевелиться, не уверенно заулыбались. Переросток прерывисто вздохнул, громко шмыгнул носом.

– Господи, правые, неужели это случилось? – женщину в берете нешуточно затрясло, симпатичное лицо исказилось, она поднялась, отдёргивая длинную шерстяную юбку, запахнула короткий плащ. – Меня зовут Разина Лидия Андреевна, я воспитатель Ключинского детского дома номер три. Это моя коллега – Екатерина Литовченко. С нами двенадцать детей, они из одной возрастной группы – от одиннадцати, до двенадцати лет, семь мальчиков, пять девочек, все воспитанники нашего учреждения.

– Какого чёрта, Лидия Андреевна? – выдавил Шубин. – Простите за грубость, что вы здесь делаете? Разве детский дом не эвакуировали? Немцы находятся в Ключниково, как минимум двое суток.

– Почти трое суток если быть точным, товарищ лейтенант… – женщина сильно волновалась, мяла кисти рук. – Вы не могли бы отвести свои фонари, пожалуйста, вы слепите детей, они и так напуганы.

– Лидия Андреевна, мы уже не напуганы, – произнёс дрогнувшим голосом темноволосый мальчишка с выразительными карими глазами.

– Да Павлик я. Знаю, ты самый храбрый. Товарищ лейтенант, вы даже не представляете, что тут творилось, – женщина робко подошла, безотрывно глядя Глебу в глаза. – Весь июль нам твердили, что немцы дальше Белоруссии не пройдут, что им вот-вот сломают хребет, а сеять панику и распускать слухи – государственное преступление. Потом они прорвались, мы с запозданием получили приказ об эвакуации, персональная ответственность возлагалась на директора детдома Постышеву Киру Борисовну. Но что она могла сделать? Райсовет, райком эвакуировали в первую очередь, там бегал какой-то человек из НКВД – весь издёрганный, охрипший. Кире Борисов не удалось его уговорить – у него самого двое детей остались в оккупации – под Витебском, их не успели вывезти. Нам выделили три машины, сказали ничего не брать, только одежду и документы. Вывезли не всех, но пообещали, что придёт ещё один грузовик – он застрял на переправе под Каменкой, но скоро будет здесь. Потом мы узнали, что переправу разбомбили – за нами никто не приедет. Бой шёл уже неподалёку, через село проехали три грузовика с красноармейцами, половина была ранены – они не остановились. Мы ждали у главных ворот, но появились машины с крестами, мотоциклы. Мы не знали куда бежать, спрятались в подвале. Почти трое суток тут сидим, дети умирают от страха. Немцы несколько раз сюда приезжали, шатались по зданию, смеялись, заглянули в подвал, но далеко не заходили.

– Вы здесь так долго? – недоверчиво пробормотал Шубин. – Невероятно… Но здесь же холодно, в подвале наверняка нет еды.

– А также воды и лекарств, – кивнула Лидия. – В этих подвалах нет вообще ничего. Мы ими практически не пользовались, потому что об этих подземельях ходила дурная молва. Я выбиралась несколько раз, когда уезжали немцы бегала по детдому – собирала тёплые вещи, искала воду, что-нибудь поесть, в медпункте набрала лекарств: аспирин, пирамидон, что-то ещё. Дети простывают, у Машеньки Петровой больное горло, у Вити Лазарева два дня держалась температура, сейчас удалось сбить, мы закутывали его в одеяло, обильно полили жидкостью…

– Подождите Лида… – смутился Глеб. – Если вы неоднократно выходили из подвала, значит видели там наверху, на лестнице?