Бояна провела рукой по глазам, пытаясь согнать морок. Задержала ладонь у лица, но почувствовала, как на ноги плюхнулось что-то тяжелое. Бояна вздрогнула и опустила руку. Девочка хитро улыбнулась ей, поерзав, чтобы устроиться на материнских коленях поудобней. Чем дольше Бояна смотрела на малышку, тем больше знакомых черт находила. Такие же глаза, только серые, и чуть вздернутый нос она видела в отражениях зеркал и воды. Твердый упрямый подбородок, должно быть, достался малышке от отца. А вот точеные скулы и густые волнистые волосы – это от бабушки…
Бояна сильно-сильно зажмурилась, мысленно взмолившись Гильтине – защитнице детей.
– Мама, смотри, солнце садится. Пойдем скорей домой, я кушать хочу.
– Да… Да, конечно… Пойдем. Знаешь, я тоже проголодалась.
Бояна и вправду ощутила, как в животе засосало, словно она с утра ничего не ела. Впрочем, может, так оно и было?
– Давно мы с тобой гуляем?
– Так с утра, – охотно отозвалась девочка.
Она держала мать за руку, подпрыгивая и то и дело наклоняясь, чтобы сорвать цветок или поближе глянуть на красивых бабочек нежно-желтого цвета, обсыпанных пыльцой и словно сотканных из солнечных лучей.
– Сначала на реку купаться ходили, потом ягод пособирали, а потом на поле набрели. Разморило тебя, ты и прилегла. А я тебя стерегла!
– Защитница моя, – улыбнулась Бояна и чуть сильнее сжала тонкие пальчики.
Другой рукой она незаметно провела по небрежно заплетенной косе и в самом деле почувствовала, что та хоть снаружи и подсохла, но внутри еще мокрая.
– А как же мы на целый день уйти-то смогли? Как же скотина, дом? Огород?
Девочка удивленно глянула на мать, и Бояна смутилась.
– В следующий раз на тебя надо бусы надеть, – решительно заявил ребенок. – Ну точно Полуденица тебя задела, раз не помнишь ничего. Бабушка же нас сегодня погулять отпустила.
– Бабушка? – внутри Бояны все оборвалось. – Бабушка Дарина?
– Да нет же, – девочка рубанула ладонью воздух. – Бабушка Любава. Как бы бабушка Дарина могла нам помочь, коли она померла две весны назад?
– И вправду, – прошептала Бояна, чувствуя, как ноги становятся мягкими, точно в них вместо костей набили тряпок. Бабушка Любава – видно, мужа матушка. Знать, любит она сноху и внучку, раз вызвалась им помочь.
Едва произнеся про себя это имя – Любава, – Бояна разом вспомнила всё: и сватовство, и обряд на берегу вертлявой узкой речки Званки, и жилье-былье с мужем, и даже имя подпрыгивающей рядом девочки. Беляна ее звали. Бояна тихонько выдохнула это имя вслух, любуясь, как девочка, словно ромашка к солнцу, повернулась на его звук.
Вот только не было у Любавы ни единой причины для такой доброты. Свекровь невестку невзлюбила с первого дня. Бояна и ее мать по явились в волости точно из ниоткуда. Попросили у старосты дозволения занять заброшенную избу на окраине, и тот скрепя сердце согласился. Не пожалел: и Бояна, и Дарина оказались искусными швеями и вскоре зажили скромно, но ладно. Вот только о прошлом своем никогда не сказывали да Дарина всегда одежду застегивала на все пуговицы, какая бы жара ни стояла.
Хоть и не в чем было упрекнуть их маленькую семью, да только не о такой жене своему сыну, статному чернобородому Милану, мечтала Любава. Ей виделось, как он к купеческой дочке посватается, а там, глядишь, и в город переедет. Но Милан ее не слушал. Чуть не с первого дня он начал ухаживать за Бояной и терпеливо ждал, пока та обживется и отогреется на новом месте. Уж как ни бранилась Любава, как ни шипела, что Бояна – ведьма, навья тварь, заворожила ее сыночка ненаглядного, тот все на своем стоял.
Лишь когда родилась Беляна, притихла Любава. Поначалу внучки сторонилась, но хоть Бояну грызть перестала. А после, когда девочка подросла и лицом стала на отца походить, как одна капля воды на другую, потеплела Любава, оттаяла. Подолгу расчесывала золотые косы малышки, напевая что-то под нос. Дарила красивых куколок, которых шила на продажу, яркие сарафаны и ленты. Песни перед сном пела. Правда, к матери ее относилась по-прежнему холодно. Все время находила, в чем попрекнуть нежеланную сноху, но хоть в навьей породе прекратила уличать.
Так откуда вдруг такая доброта?
Ощущение беды заполонило сердце, и Бояна вздрогнула. Беляна удивленно глянула на нее, но Бояна лишь покачала в ответ головой:
– Волосы не просохли, а ветерок прохладный, вечереет же.
Девочка важно кивнула. Они поднялись на небольшой пригорок, с которого открывался вид на их деревню. Как ни силилась Бояна, не могла припомнить, видела ли она раньше это место. Но мало ли в Беловодье таких вот маленьких безымянных волостей? Беляна вырвала руку и побежала вперед. Бояна качнулась было следом, но задержалась. Чувство беды поселилось под сердцем и не желало уходить, продолжая холодить нутро с той самой минуты, как Бояна вспомнила о своем замужестве. Она последовала за дочерью, не сводя глаз с ее развевающейся рубашки.