Огневица

– Паны, не хочу вас расстраивать, но это место занято. Оно еще хранит тепло моего зада, а я привык, что о мое прекрасное тело согреваются исключительно пани. В крайнем случае панны, но уж никак не мужчины. Извольте куда-нибудь свалить, – и Даромир невежливо грохнул кувшины о стол. Их содержимое расплескалось на одежды путников. В углу повисла нехорошая тишина. Даромир медленно улыбнулся, чувствуя, как зудят пальцы, уже тянущиеся к кинжалам. Хорошая драка ему сейчас не помешает. Лишь бы пиво не пострадало.

Но прежде чем путники, уже начавшие приподниматься со своих мест, одновременно вытягивая из ножен клинки, сказали хоть слово, Даромир услышал голос, который был ему так хорошо знаком:

– Пусть меня сожрут песчаные черви, если это не Эльхаат из рода Эсхата!

Даромир медленно повернул голову в сторону третьего, показавшегося ему знакомым.

– Мехет из рода Бурзука, – сипло проговорил он.

Годы не пощадили Мехета. Он потерял глаз и обзавелся шрамами на половину лица. Впрочем, вместе с увечьями ему достались богатый наряд, узкий меч в изукрашенных ножнах и рисунок надломанной кости, вытатуированный на правой щеке. Лицо Даромира ожгло огнем, словно его коснулась игла с краской, но это была иллюзия. Он так и не получил знак защиты Белой кости.

– Так значит, ты все-таки жив, – протянул его бывший друг.

Даромир не успел ничего ответить – Мехет крепко обнял его и выдохнул, обжигая запахом солончаков и смазанной жиром древесины:

– Я, верно, благословлен пламенем Алте-Анкх, раз встретил тебя там, где меньше всего этого ждал.

Двадцать пять весен назад. Великая пустыня

Штурвал упрямо скрипел и неохотно, но все же поддавался удерживающим его рукам. Корабль скользнул брюхом по острым камням и жалобно застонал. Палуба опасно накренилась, но люди, заполнявшие ее, лишь крепче уцепились за реи и перила. Рулевой сощурился и подался вперед, взглядом удерживая видимую лишь ему линию, по которой – ни пяди не сместившись в сторону – должна была пройти каравелла с печально обвисшими парусами. Жир песчаного червя, которым смазывали днище корабля, чтобы он мог скользить по песку как по воде, почти вытопился. В трюме выстроились ряды опустевших бочек. Цель была близко – рукой подать. Но дорогу закрывали нависшие над тайной тропой скалы-стражи. А крупные валуны с краями острыми, точно шеххская сабля, усыпали ее, будто щедро брошенные недоброй рукой.

Капитан стоял на носу. Он ни слова не сказал рулевому, когда корабль снова вздрогнул и доски опасно затрещали. Капитан знал: рулевой водил судна через Зубастый пролив с юных лет и хорошо знал каждый выворот мерзкого характера этого места.

Матросы затаили дыхание. Только скрип дерева, шорох осыпающихся камней и тихая печальная песнь ветра нарушали полуденную знойную тишину. Сверху смотрело пламенное око Алте-Анкх, и под его взглядом плавились даже камни. Но люди – люди стояли прочно, каждый там, где ему положено.