– Отца я никогда не знал – он погиб ещё до моего рождения. А мать умерла сразу, едва успев наречь меня именем, которое я ношу до сих пор. Ни братьев, ни сестёр, ни прочей близкой родни у меня не было. Поэтому заботу обо мне взяла травница Рэйко, которую все в нашей деревне называли бабушкой. – Улыбка монаха стала шире, но в глазах появилась тёмная горечь, которой там прежде не замечалось. – Она была для меня настоящей семьёй, но однажды пришло и её время. Всё-таки она была стара, и в прошлом на её долю выпало много невзгод.
Уми чуть слышно шмыгнула носом и отвернулась. Тэцудзи же не сумел скрыть искреннего изумления:
– Да-а, друг мой, вот это потрепала тебя жизнь!
– Не то слово, – невесело усмехнулся Ямада.
– Всех нас потрепала, как выяснилось, – проворчала Уми, неловко поднимаясь с веранды. – Что ж, если никто не возражает, предлагаю вернуться домой. Сил моих больше нет тут сидеть. И да, – она вдруг замерла, словно обдумывая следующую фразу, а потом продолжила, в нерешительности почесав правое предплечье: – Спасибо вам… обоим.
Тэцудзи и Ямада промолчали, но Уми в ответе, похоже, и не нуждалась.
Прежде чем последовать за ней, принц успел разглядеть на вновь безмятежном лице монаха тень едва заметной улыбки. И у него самого на сердце стало чуть легче.
– Я хочу отправиться с вами, – заявила Уми, и Ямада, который только поднёс маринованный гриб ко рту, чуть не выронил палочки.
К тому времени они уже сидели на веранде усадьбы Хаяси. Вечерело. Дневная духота постепенно начала спадать. За приоткрытыми сёдзи в большой комнате разместились те, кто остался на поминальный ужин. Большую часть этих людей Тэцудзи видел в первый и наверняка последний раз в жизни – вряд ли ему когда-нибудь доведётся снова побывать в Ганрю, – но постоянных обитателей дома он уже успел запомнить в лицо.
Итиро Хаяси, поникший и бледный, но с нарочито бодрым оскалом, сидел во главе стола и чересчур много внимания уделял кувшину с вином. Кучерявая домоправительница Томоко исполняла обязанности хозяйки дома и неустанно следила за тем, чтобы у гостей не было недостатка в питье и закусках.
За несколькими низенькими столиками, поставленными в ряд, разместились бывалого вида люди с татуированными руками и грудью и холёные мужчины и юноши в дорогих кимоно, наверняка относившиеся к здешнему высшему свету. Женщин было немного: похоже, чьи-то жёны, дочери и даже матери. Казавшаяся древней старушка с белым платком, аккуратно покрывавшим седовласую голову, то и дело украдкой утирала глаза рукавом.
Тэцудзи вполглаза наблюдал за этим пёстрым сборищем, не забывая воздавать должное плошке с рисом и маринованными овощами. Когда ещё ему доведётся увидеть внутреннюю жизнь клана якудза, как не теперь, пускай и при столь трагичных обстоятельствах. Его спутники почти всё время сохраняли молчание. Ямада чинно трапезничал, а Уми вяло ковырялась в тарелке – похоже, кусок в горло не лез.
Но атмосфера на веранде резко изменилась после неожиданного заявления Уми. От изумления Тэцудзи чуть не поперхнулся остатками риса, которые до того усердно выскребал палочками со дна миски.
–
«Тянет время», – понял Тэцудзи. Хотя по лицу монаха нельзя было прочесть и малой доли того, что творилось у него в голове, принц догадывался: Ямада поражён не меньше его самого.
– Могу я узнать, чем продиктовано ваше столь… неожиданное решение? – наконец, тщательно взвешивая каждое слово, произнёс Ямада.
– На это есть несколько причин. – Уми заметно понизила голос – должно быть, не хотела, чтобы её ответ достиг ушей сидевших в комнате. – Не буду вдаваться в подробности, но в случившемся в Ганрю за эти дни не последнюю роль сыграли мой отец и названный дядюшка. Столько лет лжи и тайного предательства не могли не прорваться, переполнившись отчаянием и болью, словно застарелая рана – гноем. И мама… После её смерти мне невыносимо здесь оставаться.
Уми вдруг резко замолчала и отвернулась, пряча глаза. Тэцудзи с пониманием хмыкнул. Желание поскорее оставить позади то, что причинило столько горя, не требовало особых разъяснений. Помнится, после смерти Такаси ему тоже хотелось сбежать куда подальше. В Дайсине и императорском дворце слишком многое напоминало об утрате, с которой он не мог смириться.
– Неизвестно, что ждёт Аосаки-кай дальше, – продолжала Уми, теребя рукав рубахи. – Как скоро сможет клан оправиться после бойни в балагане и предательства одного из ближайших сторонников отца, за которого я должна была выйти замуж. И сможет ли оправиться вообще.
Ямада молча внимал, опустив глаза. А Тэцудзи наконец догадался, чей разговор он подслушал вчера для Уми. Ну и ну, чутьё и впрямь его не обмануло! Тут оказались замешаны чувства, которым, похоже, больше никогда не суждено претвориться в жизнь.