Огни над волнами

Прозвучит странно, но я особой обиды на него не держал. Серьезно. Мне было предельно ясно, что именно к нему я попал не случайно, что тут постарался некий человечек, который подмастерьев по отрядам распределял. Скорее всего, монсеньор Лигон как-то был связан с достославным родом де Фюрьи, потому меня и направили именно в его отряд. Ну а еще до моего появления сюда пожаловали братья со своими людьми, которые и попросили его о небольшой услуге, которую тот и оказал. А почему нет? Причем о том, что меня, возможно, убьют, речь, я полагаю, не шла, скорее всего, ему рассказали о том, что мне просто хотят намять бока, что его не удивило. Дело молодое, пусть кулаками помашут.

– И я сдержу свое слово, – невозмутимо произнес Лигон, протягивая мне полупустой мех, из которого приятно пахло вином. – Завтра будет веселый день, и я не собираюсь кидать тебя в прорыв в первых рядах, когда мои молодцы пойдут на штурм стен. Я ведь что обещал мастеру Шварцу? Не подставлять твою голову в бою. А тут мой шатер, это же совсем другое дело. Ну, и потом – ты же жив? Вот и слава богам. Пей, легче станет.

– Хоть бы подмигнули, – я отхлебнул вина и скривился – оно было холодное до невозможности, и у меня тут же заныли зубы, по которым пришелся удар.

– С чего бы? – изумился монсеньор Лигон. – Ты мне никто, я тебя в свой отряд не просил. А вот те парни, что тебя там ждали – они сыновья одного очень достойного человека, который водит дружбу с моим старым приятелем. Он замолвил за этих молодцев слово, попросил меня помочь им. Как же я мог ему отказать?

– Разумно, – признал я. – Ох, как они меня отделали, все болит.

– Стыдись, – пожурил меня Лигон. – Подумаешь, наподдали маленько, велика беда. Ты из шатра вышел на своих двоих, стало быть, ничего такого с тобой там не случилось. Вот я помню, меня по молодости братья одной виконтессы отмутузили, когда прихватили в ее спальне – вот это было да. Я потом еще год ногу волочил, думал, что калекой останусь. Упал неудачно, когда они меня под конец с ее балкона сбросили.

Монсеньор ухмыльнулся, как видно вспомнив себя юным, и даже пробормотал что-то о луне, посеребрившей кончики деревьев.

Сдается мне, что угадал я – и по поводу своего появления в его отряде, и о том, что ему наплели де Фюрьи.

– Мех отдай, – толкнул меня в бок локтем сидящий слева мечник, и, не обращая внимания на мое страдальческое мычание, продолжил: – Ишь, присосался!

Порядки тут, судя по всему, были простые, и мне это даже понравилось.

Неподалеку от нас, у одного из соседних костров, раздался громкий многоголосый хохот и громкая забористая брань. Следом за этим звякнула сталь.

– Вот народ! – сказал кто-то из моих новых соратников. – Что ни ночь – все у них поножовщина. Я так думаю, что если бы мы тут еще пару недель посидели, то они бы и вовсе друг друга перебили без остатка.

– А о ком речь? – спросил я у своего соседа слева, Лигона я не хотел беспокоить, он погрузился то ли в свои мысли, то ли в воспоминания. – Что там за люди?

– Разбойники, – равнодушно ответил мечник. – Душегубы. Им война – мать родна, да и нет у них толковой добычи из-за нынешнего местного неустройства. Так что они с нами теперь воевать нордлигов пойдут. Целой оравой пожаловали еще на той неделе и продали свои клинки милорду Шеппарду. А нашим отцам-командирам это только в радость – вояки они неплохие, опять же, места эти знают.

Сталь по соседству звякнула о сталь, потом еще раз, после раздался громкий вскрик, и разбойники дружно взвыли. Судя по всему, поединок закончился в чью-то пользу.

– Хотя эти еще ничего, – продолжал тем временем мой сосед свои речи. – У них некое подобие дисциплины есть, потому как предводитель тертый, в кулаке эту братию держит и, если что, сразу непокорным кровь пускает. А вот, помню, мы с монсеньором как-то воевали за короля Атина, так там тоже наняли разбойников…

Тертый вожак? У меня неприятно заныло в животе – то ли от побоев, то ли от скверного предчувствия. Не тот ли это вожак, чьего сына я в свое время прикончил на одной лесной дороге? Запросто ведь может быть так, что тот самый. Думаю, что в местных лесах он не один орудует, но с моим-то везением… И потом тогда паромщик говорил, что людей у него немало. Или это не он говорил, а захваченный нами разбойник?

– А как их главного зовут? – спросил я у мечника, когда он замолчал и перестал предаваться воспоминаниям. – Не знаешь?

– Ганс, – разбил мои последние надежды сосед. – Хромой Ганс, так его называют. Он и впрямь одну ногу приволакивает.

Ай, как все плохо-то. Это тебе не братья Рози, эти ребята разговаривать не будут, просто подденут на ножи – и все.

Надо об этом при первом же удобном случае непременно Гарольду рассказать, и всем остальным, кто летом путешествовал вместе с нами.

Вот только повидаться бы еще с ними.