— А-а. Ну я рад что ты так не думаешь, — ответил он, — На самом деле ты мне очень нравишься. Тока вот жила бы ты поближе... И был бы я уверен, что ты тоже можешь полюбить моих мелких...
— А как же твоя бывшая, их мать?
— Ну, она иногда видит их. Иногда забирает к себе на пару дней. Не могу ей запретить — она ж мамка ихняя, какая ни есть... Грозится навовсе их у меня отобрать — с новым папкой их свести.
— А ты?
— А я против. Там их очередь у ней, папок-то этих... И она делает что они хотят. Мне-то пофиг, пусть делает чё хочет, просто не хочу чтоб мелкие всё это видели. Да и не заберёт она их — так, грозится только. Ей-то они не нужны...
Глава 7
Так прошёл ещё один месяц нашего общения. И я постепенно начала замечать, что Эйдан не только не напрягает меня своим невежеством, но и становится со временем по-своему интересен для меня. Я начала ловить себя на том, что иногда думаю о нём. Я думала о том, с какой удивительной простотой и смирением он переносил тяготы жизни. Не жаловался, не ворчал, не сетовал на судьбу, а ещё и радовался как дитя, когда играл со своим Томми. Двадцатитрёхлетний парень оставался в душе ребёнком — конечно, ему были интересны дети, он был с ними, что называется, "на одной волне". Но при этом что-то в нём такое было... Не знаю. Глаза у него были такие... В них не светился тонкий ум и ирония, как в глазах Ричарда — в них светилась кротость и какая-то даже скрытая скорбь, я бы сказала. Видно было, что глаза эти повидали немало. Непростая, тяжёлая жизнь, голодное беспризорное детство наложили свой отпечаток — и, знаете, мне его было ужасно жалко. Вот прям — жалко-жалко, хоть плачь. Чисто по-бабьи жалко, что он такой некрасивый, обездоленный, брошенный, что никто-то его не приголубит, тарелку супа не нальёт, не скажет — поспи-отдохни, дорогой, а с детями-то я посижу...
— Короче, ты с ним из жалости общалась, получается так?
— Ну, в общем, да, получается так... Как я уже сказала, сначала-то я вообще ничего к нему не испытывала — чисто от нефиг делать с ним общалась. Потом, как присмотрелась, узнала получше — стало жалко. Так жалко, что захотелось самой его и обнять, и приголубить, и тарелку супа налить... Может, это и есть любовь...
— А ты и растаяла сразу! Ну, чё ты могла знать о нём — через интернет? Он тебе наплетёт — а может, на самом деле всё не так было...
— Да нет, в том-то и дело. Всё было так. Он всегда был открыт передо мной, и никогда ничего не скрывал — он не умел скрывать. Я облазила его страницу на Фейсбуке, побывала на страницах у его друзей — практически все они были из того же города, где он жил сам — их было более ста человек. Посмотрела его фотки — ранние, где он был с какими-то своими друзьями и разобранным мотоциклом, последние — где он с со своими "мелкими". Он никогда не фоткался один — или в толпе, или с кем-то, или с "мелкими". И на обои повесил мордашки Томми и Гарри. Они были его жизнью. Впрочем, я даже как-то вышла и на его "бывшую" тоже — и поразилась, какая страшная девка, ну просто уёбищная! Хотя, может, это только с моей точки зрения... Я только не могла понять, как он мог с ней сойтись, и как такое чувырло могло иметь кучу мужиков. Хотя, чего там греха таить, у меня и тут-то, под боком, сколько хошь таких примеров. Сколько у меня у самой знакомых девок уёбищных, которые отхватили себе симпатичных мужиков...
— Но ведь Эйдан-то тоже был не красавец?
— Не красавец он был, это правда. Но — опять же, это с какой стороны посмотреть. Когда я его не знала и он был мне неинтересен — он и внешности-то казался самой заурядной. Но со временем я стала к нему присматриваться, и нашла, что, в общем-то, не такой уж он и некрасивый. Слишком трудная у него была жизнь, чтобы выглядеть холёным и ухоженным — и, думай он больше о себе, чем о "мелких", мог бы стать вполне себе симпатичным парнем.
— А как он выглядел? У тебя фотки его сохранились?