Огни Святого Эйдана

— Нет, не сохранились. К стыду моему, я не успела их сохранить на мой ноутбук. А выглядел он... ну, блондин он был. Жёсткие, светло-пепельные волосы, худое заурядное лицо, длинный прямой нос, глаза карие, косые немного... Немного небрит и жизнью покоцан, глаза красные оттого что не высыпался... Руки у него были большие и грубые, сильные, с выступающими жилами и с въевшимся в них машинным маслом — настоящие рабочие руки. Пожалуй, это и придавало ему запущенный вид и сходство с гопарём с седьмого лесозавода. Но на последних фотках он был почему-то очень похудевшим и более красивым, и невыразительные светло-карие глаза его, красные от усталости и немного окосевшие, излучали в то же время какой-то внутренний свет, и сильно выделялись на его очень худом лице. На всех фотках он улыбался кроткой и простодушной улыбкой — не той хитрой полуулыбкой Ричарда, не той неестественно-натянутой, которой иногда улыбаюсь я, когда фоткаюсь — так-то, вы знаете, на всех фотках у меня морда кирпичом, потому что, как мне кажется, мои зубы не достаточно белые и улыбка не делает моё лицо красивым... Но он улыбался спокойно и кротко, очевидно не думая о том, идёт ему это или нет, красиво это или нет.

— Короче, ты влюбилась...

— Нет. А, впрочем, может — и да. Я не знаю. Я просто никогда себя об этом не спрашивала, так как жил он всё-таки не на соседней улице. Я знала, что звать его на свидание в Париж после облома с Ричардом по меньшей мере глупо. В Россию он тоже вряд ли бы поехал, по крайней мере, без своих "мелких", а они ещё слишком малы для такого дальнего путешествия. Ехать же в Англию самой — для меня было проблематично, ибо отношения между нашими странами довольно-таки напряжённые; к тому же, я не имею ни своего дома в России, ни семьи, ни счёта в банке, и мне, наверняка, отказали бы в визе — как потенциальной эмигрантке.

— Не, ну почему же — если бы ты поехала к нему как жена...

— Тогда мы должны были бы пожениться. И то, пришлось бы ждать ещё какое-то время, чтобы убедить посольство, что наш брак не фиктивный. К тому же, его "мелкие" однозначно были для него на первом месте, и он пока не доверял мне достаточно, чтобы сделать меня их мачехой. Короче, мы об этом просто не говорили...

— А ты хотела бы стать им мачехой?

— Я думала об этом. Но их настоящая мать была жива и он позволял ей видеть детей — она всегда стояла бы между нами.

— Короче, не слишком сильно ты этого хотела, — сделала вывод Ира, — Кто хочет — найдёт тысячу способов. Кто не хочет — тысячу причин...

— Возможно, — кивнула рассказчица, — На тот период времени я мало думала об этом. Спешить, как мне казалось, было некуда. И также казалось ему. До тех пор, пока в один вечер он, как всегда, не написал мне своё "привет, как дела"...

— Нормально, — лениво ответила я, — А ты как?

— Дак ничё ... Тока вот чёт прихватило меня даве. Третьего дня снегу навалило — поди-ка от вас мороз-то к нам перекинулся... Играл с мальцами в снежки-то, дак и застудился...

— Гм... Ну, попей чаю с малиной. Я тоже недавно была простужена.

— С малиной? Эт как то?

— Никогда чай с малиной не пил, что ли? А, ну да, я забыла, что вы, англичане, это не практикуете. А зря, между прочим. Хорошая штука от простуды.

— Русские ложут в чай ягоды? Никогда не знал...

— Не "ложут", а "кладут", балда! Позор какой! Даже я твой язык знаю лучше чем ты свой родной...

— Ну извиняй что я такой неграмотный. Меня кто учил-то...

— Ты чё, обиделся?

— Не. Просто думаю — ты-то вон какая — красивая, учёная, языки знаешь... И зачем я тебе такой, пень-то неграмотный. Да с детями ишо...

— Вот дурила-то, прости Господи! Нравишься ты мне, понял?

— Правда? — просиял он.

Я поняла, что он просиял, по тому смайлику, что он мне отправил. Вообще, честно говоря, я никогда не любила эти дурацкие смайлики — мне почему-то они всегда казались глупыми и фальшивыми. И я сама никогда не использовала их. И раздражалась, если собеседник вставлял эти смайлики — так это всё казалось мне игрушечно и ненатурально! Но у Эйдана — у Эйдана это получалось натурально. Его смайлики не были глупыми и фальшивыми — они были настоящими и тёплыми, как маленькие солнышки...

И она улыбнулась, вытирая рукавом внезапно набежавшие слёзы.

— Ну, ну, ладно... — сконфуженно произнёс один из парней, — Дальше-то что было?

— Дальше... А ничего не было. Я не придала этому значения. Так прошло дня три или четыре.

— А потом?

— А потом он написал. Я говорю — Как ты? А он — "Кажись, отойду скоро..."

Рассказчица невесело усмехнулась.

— Всё-таки, странный народ эти англичане! — продолжала она, усмехаясь, — И язык у них странный... Как скажут фразу какую-нибудь — а ты как хошь, так и понимай! Так и он — сказал "отойду" — а мне дак сиди да голову ломай, что он там имел в виду! То ли "отойду" — значит, "поправлюсь", то ли — "к праотцам отправлюсь"...

— И как ты с ним общалась — как ты его понимала?