Понимая, что уснуть больше не удастся, воровка с сожалением выскользнула из теплых объятий Бриньольфа. Если сейчас будет ворочаться и ерзать, то перебудит и любовника, и детей, если котят еще можно успокоить, сунув им грудь, то Брина… можно успокоить так же. Сутай-рат хихикнула, с наслаждением потягиваясь. Золотые серьги с бирюзой приятно отягощали уши.
Приятно, оказывается, чувствовать себя принадлежащей своему мужчины.
Тихонько притворив за собой дверь, Дхан’ларасс широко зевнула, прикрыв рот ладошкой. Солнце-то хоть встало? Накинув на плечи камзол, каджитка, чуть волоча ноги, направилась в “Буйную флягу”.
Векел бы на месте, старательно подметал пол и весь сор, все кости, пыль и шкурки, нагло сваливал в темные воды канала, лижущего волнами каменный выступ. Соловей чуть отставила ногу и уперлась руками в бока, чуть располневшие после родов. Ее фигура, бывшая когда то худощавой, даже немного тощей, сейчас была приятно округлой, аппетитной, как сказала ей Тонилла. Как-то она заикнулась Бриньольфу о том, что немного похудеть, так тот фыркнул и так шлепнул ее по заднице, что она горела до самого вечера. У бабы… то есть, у женщины должно быть, за что подержаться. А я об мослы синяки набивать не хочу.
***
Синяк он все же заработал – Ларасс так двинула ему кулаком в плечо, что он разнюнился, и воровке пришлось поить его лечебным снадобьем. Притворялся, конечно, засранец. Каджитка вильнула хвостом и чуть слышно кашлянула. Векел вздрогнул, круто обернувшись, едва не выронив метлу. Завидев гильдмастера, он хмуро сплюнул сквозь зубы.
- Что, неужто трудно прогуляться до Крысиной норы и выкинуть мусор там? Или твоему эстетическому вкусу соответствует дерьмо, болтающееся перед носом?
- Да ну тебя, - раздраженно проворчал повар, потрясая метлой, - много ты понимаешь!
- В плавающем мусоре? Ты прав, совсем не разбираюсь, - хихикнула Дхан’ларасс, и уши ее нервно дернулись на тихую возню у порога «Буйной фляги». Какой-то тип упорно пытался протиснуться мимо Могильщика, который вот-вот был готов сорваться.
- Я в последний раз повторяю тебе, кошак, проваливай! – рявкнул он, замахиваясь, но каджит ловко проскочил мимо него и приложил сапогом по заду вышибалы. Могильщик покачнулся, но не упал. Он медленно повернулся, и лицо имперца радовало взгляд ярким багрянцем.
- Да я из тебя коврик сделаю, блохастый! – взревел Могильщик, выхватывая меч. Карджо сомкнул пальцы в латной перчатке на рукояти своего клинка.
- Не стоило обнажать сталь против каджита, - прорычал караванщик. От первого рубящего удара он уклонился, второй рассыпался искрами, хищный звон стали прокатился над равнодушными волнами канала, по которым блуждал яблочный огрызок. Разъяренный сопротивлением, Могильщик ринулся вперед, его клинок со свистом рассек воздух… и пивная кружка с размаху угодила ему в лоб. Имперец неуклюже взмахнул руками, сведя глаза в кучу, и с проклятиями полетев смрадные воды. Взорвавшись тучей брызг, водная гладь разомкнулась, принимая мужчину в свои объятия.
- Какого… даэдра, мать вашу?! – вопил вышибала, отплевываясь и барахтаясь в воде. - Да я… да мне…
- Уймись, - холодно обронила Ларасс, пронзая напряженного Карджо надменным взглядом, - не хватало мне еще тут пол кровью заливать!
- Шеф! – в волосах Могильщика, спутанных и мокрых, запуталась полусгнившая луковая кожура. - Ну так это… кошара поганая прет напролом. Я ему говорю, мол, нельзя, а ему хоть бы хны!
- С кошарой я сама разберусь, - промолвила каджитка холодно, хотя сердце тревожно забилось. Что Карджо надо? Она больше года не видела его, да и караванщик не рвался в бывшей любовнице. Что, он ударился головой об алтарь Мары и резко вспомнил о любви и всепрощении?! Льдисто-голубые глаза сутай-рат впились в чуть виноватое лицо каджита. Воровка скрестила руки на груди. Звенящую тишину, повисшую меж сутай-рат, нарушали угрюмое фырканье Могильщика, плеск воды и тихое насвистывание Векела.
Не произнося ни слова, Дхан’ларасс развернулась и направилась в глубь таверны. Карджо, повесив хвост, поплелся вслед за ней. Не так каджит с ней встретиться хотел, не чтоб она увидела, как каджита гоняют, будто котенка шкодливого. Караванщик опустился на колченогий стул, который заскрипел и опасно покачнулся под его весом. Все слова, которые он собирался сказать Ларасс, застряли поперек глотки, а в голове – пустота, мысли разбежались, словно козы, завидевшие великана. Воровка присела на край стола, закинула ногу на ногу. Только сейчас, в зыбком неверном свете Карджо заметил в ее ушах богатые серьги с бирюзой.
- Ну… и чего ты явился? – бросила воровка, и хвост мазнул ее по бедру. Льдисто-голубые глаза скользнули по каджиту, и она усмехнулась в усы. - Видок у тебя, конечно… словно в гнездо грязекрабов угодил, и они тебя не хило за хвост пощипали.