Огонь и сталь (СИ)

— На! — Уна нахмурилась, заметив, что желтоволосая женщина не торопится брать подарок, а лишь кусает губы и покашливает. Насупившись, она решительно привстала в седле, цепляясь за тунику магички, и сунула браслет Довакин под нос. — На!

— Эм… нет, спасибо… — Драконорожденная покачала головой, — оставь себе, — не успела она договорить, как детеныш обиженно заревел. Выгнувшись, Уна едва не свалилась под копыта жеребца и выронила браслетик. Резко замолчав, она посмотрела на свои лапки и расплакалась уже всерьез. Деметра поспешно сунула ее обратно Белому Крылу.

— Наигралась? — насмешливо бросила бывшая разбойница. В объятиях эльфийки Уна притихла, лишь шмыгала носом и всхлипывала. Слышащая изящно пожала плечами.

— Просто она царапается, когда куксится, — и на тыльной стороне ладони теперь красуется пара неглубоких ранок. Деметра внимательно смотрела на ящерку, косящую на нее одним глазом, в задумчивости принялась накручивать выбившийся из косы локон. Помнится, почивший Визара был одним из Темных Ящеров… и в своем дневнике Цицерон писал, что Раша, бывший глава Темного Братства, планировал вновь возродить филиал Братства в Чернотопье. Была бы эта малявка постарше… можно было бы отправить с ней Назира, наладить старые связи с Аргонией. Но Уна для этого слишком мала. Пары месяцев от роду, даже кинжал держать не умеет да и нет возможности и времени вырастить из нее ассасина. Не будь войны, не вернись Алдуин в этот мир… все было бы по-другому.

Довакин выскользнула из седла прямо в ласковые руки мужа. Заметив на другом конце улицы озирающегося по сторонам гонца, бретонка невольно втянула голову в плечи. Обычно письма не приносят ей ничего хорошего, кроме боли утраты и новых проблем. Но плохо одетый парнишка в стоптанных башмаках просиял при виде Белого Крыла и со всех ног припустил к ней. Босмерка заметно напряглась, прижимая к себе Уну, из груди былой Соратницы вырвалось глухое рычание.

— Вот ты где, — радостно выдохнул гонец, отдуваясь, — я везде тебя ищу! — он принялся копаться в своей сумке. — Так, посмотрим… вот! — мятый листок бумаги, весь в кляксах и сильно измятый, опустился в ладонь босмерки. — Прямиком из Вайтрана, от Соратников. Славные друзья у тебя, — поправив сумку, норд резво бросился к таверне, утопить столь долгую дорогу в вине иль меде. Онмунда забрал ящерку, позволяя эльфийке прочитать письмо. Только сейчас он заметил, что кляксы на пергаменте вовсе не чернильные, а кровавые.

Смуглое острое лицо лесной эльфки побледнело, потом на щеках резко вспыхнул румянец, золотисто–карие глаза потемнели и сверкнули собравшимися в уголках раскосых глаз слезами. Руки беглой висельницы безвольно упали, и злосчастное письмо плавно опустилось на камни дорожки. Маг, одной рукой удерживая странно притихшую ящерку, поднял с земли послание Тинтур.

«Белое Крыло!

«Серебряная рука» дерзнули напасть на Йоррваскр. Кодлак пал в жаркой битве, и эти ублюдки украли осколки секиры Исграмора! Знаю, ты ушла от нас, но… вернись хотя бы на похороны Предвестника. Мы должны отомстить за Кодлака и Скьора! Не верю, что ты позволишь их убийцам ходить по Скайриму, когда достойнейшие из Соратников пали.

Эйла».

***

Горло колдуна будто скайримские морозы сковали. Разбойники ворвались в Вайтран… убили Предвестника Соратников! Воистину, мир катится в Обливион! Онмунду хотелось сказать что-нибудь утешающее, ободряющее, любую банальность, чтобы поддержать Тинтур, но эльфийки уже не было. Подобно стреле, выпущенной из лука, столь быстро бежала она прочь, в глубь леса. Босые ступни едва касались земли, рыжие волосы развивались словно знамя. И северянин не видел, не мог видеть слез, катившихся по щекам Белого Крыла.

***

Крытые шкурами и пестрыми коврами шатры каджитского каравана уютно устроились близ стен Рифтена. Зейнаби ушла в сопровождении Дро’мараша в город, пополнить запасы хлеба и вина, но на деле лишний раз встретиться с человеком из Гильдии воров. Карджо, обычно не упускающий возможность посетить град скрещенных кинжалов, остался в лагере. Акари смерила его внимательным, лукавым взглядом, но промолчала. Однако понимающее безмолвие торговки ранило каджита куда сильнее, чем полнящиеся сочувствием или издевкой слова. Северное солнце мягко припекало, но Карджо казалось, что эхо скайримской стужи все еще блуждает под тяжелым пластинчатым доспехом. Подхватив ведра, караванщик коротко бросил через плечо:

— Каджит идет за водой. Озеро близко, он скоро вернется.

Акари едва заметно кивнула и скользнула в свой шатер, задернув расписанный полог. От одного вида глиняного горшочка с лунным сахаром ноздри каджитки дернулись, а глаза мечтательно затуманились. Пустой, холодный край, а лунный сахар хранит вкус родного Эльсвейра… с ним в белых песках тепло. Не будь лунного сахара, дети пустыни угасли бы от тоски в суровых краях Севера.