Огонь под пеплом

Полюбовавшись вишневыми, персиковыми, абрикосовыми деревьями, государь изволил объехать деревни, составлявшие поместье, и подивился тому, что нигде почти не видно мужиков, одни бабы на огородах. Граф пояснил, что местные почвы делают землепашество невыгодным, а потому его мужики в большинстве своем состоят на об-роке, некоторые уходят на заработки в самый Петербург, прочие сбиваются в артели и выполняют казенные подряды по строительству мостов и дорог, ухаживают за скотом, разводимым на продажу, на барщине же работают только должники в виде наказания. Александр признал такую систему вполне разумной, но добавил лукаво, что никак не может взять в толк, отчего столько баб брюхаты, если они так мало видят своих мужей. Нимало не смутившись, Алексей Андреевич объяснил и это: он приказал особо, чтобы все замужние бабы рожали каждый год, а не родившие должны представить десять аршин холста сверх положенного урока. Император расхохотался.

Обедали во флигеле напротив господской усадьбы: там жила пассия графа, Настасья, — еще молодая, но сильно располневшая женщина в черном платье, довольно приятной наружности, смуглая, черноволосая, с бойкими карими глазами под дугами густых бровей; похоже, в ее жилах текла цыганская кровь. Аракчеев представил ее императору как хозяйку Грузина, и тот позволил ей приложиться к своей руке. Все знали, что любовь к бывшей крепостной крестьянке — единственная страсть, оживлявшая механическое сердце неутомимого министра, который выгнал из дома свою жену через несколько месяцев после свадьбы, уличив ее то ли во взятках, то ли в непослушании. Настасья же Минкина вертела своим любовником как хотела, особенно после того как родила графу сына, которого тот записал дворянином Михаилом Шумским; вся дворня была уверена, что Настасья ведьма и напустила на барина туман.

Крестьяне благословляли приезд императора: в этот день на конюшнях не свистели ни розги, ни кнут, а сидевшим в железах в Эдикюле (граф назвал свою тюрьму именем константинопольской темницы) даже дали похлебать жидких щец.

В седьмом часу вечера государь отбыл в Петербург, и Алексей Андреевич бросился писать радостные письма родным и друзьям об оказанной ему великой чести. Известие о посещении императором «своего подданного» в селе Грузино было напечатано в «Санкт-Петербургских новостях и „Северной почте“, иностранные дипломаты уведомили о том свои дворы.

20

— Скажите, герцог Отрантский, что господин Уврар делал в Лондоне?

Взгляд серых глаз Бонапарта пока еще прозрачен, но Фуше слишком хорошо его знает: пара секунд — и они начнут метать молнии.

— Сир, я поручил ему разведать намерения нового правительства в соответствии с видами, о которых я имел честь говорить вашему величеству незадолго до вашей женитьбы.

— Вы, министр полиции, посылаете в Англию финансиста, чтобы заниматься политикой?

Фуше предпочел ответить не на тот вопрос, который был ему задан:

— Начать политические сношения в Лондоне было возможно только под маской торговых операций, а для столь деликатной миссии нельзя было найти более опытного человека, который к тому же умеет располагать к себе людей.

— Вы изменяете мне, герцог Отрантский?

Над круглым столом в зале Совета повисла тишина; в воздухе уже потрескивало электричество, предвещая скорые громы.

— Господин Уврар полагал, что сумеет прозондировать почву через господина Лабушера из торгового дома Хоупа в Амстердаме, он зять сэра Фрэнсиса Бэринга, известного лондонского банкира, — терпеливо пояснил Фуше, сохраняя внешнее спокойствие. — Я рекомендовал ему попытаться выяснить намерения кабинета…

— Так значит, вы ведете войну и заключаете мир без моего участия, — перебил его Наполеон. — Кем вы себя возомнили, господин министр полиции? Великий Фуше! Генерал армии доносчиков и соглядатаев! Кукловод! Переметная сума! Ваш Уврар вышел далеко за рамки своего поручения! Он делал предложения, составлял договоры! Если вы не уполномочили его на это, его следует арестовать как опасного преступника.

Наполеон вдруг вскочил и быстро вышел в двери. Все прочие остались сидеть на своих местах, поскольку им не было позволено удалиться. Через некоторое время император вернулся: он отдал приказ арестовать Уврара, чтобы Фуше не успел его предупредить.

* * *

Не надо ему было соглашаться! Как сердце чувствовало!

Габриэль-Жюльен Уврар мрачно молчал, сидя в закрытой карете, которая везла его на допрос. Как только по булыжникам улицы Бланш тяжело загремели колеса, он почему-то сразу понял, что это за ним. Фортюне раскричалась, выбранила генерала Савари, явившегося его арестовать, говорила, что прямо сейчас отправится к императору жаловаться… Савари только усмехнулся. Да, зря он поддался на уговоры Фуше. Они земляки, не раз выручали друг друга, но то всё прошлые дела. Бонапарт злопамятен, мстителен и ревнив. А раз в дело вмешалась политика, Уврару так просто не отделаться.