— Почти никакого режима в этом дерьме. Каморка с душем и тубзиком в углу, ну чистая зона. И таких каморок целый ряд. Три раза в день через прямоугольную щель внизу двери охранники придурошные кидали хавчик, а иногда другую шнягу. Брат Валька был походу помешан на санитарных условиях. У нас даже у всех ножницы были! Только нападать было не на кого, никто к нам не заходил, пока были в сознании. В общем, в это отверстие мы иногда пытались выглядывать и так друг с другом перекрикивались. Хотя бы поэтому я не чокнулся от недостатка общения… Убирались сами, ссаными тряпками. Одежду одну и ту же носили, стирали, и она на тебе же сохла. А по поводу газа… Ну да, меня им пару раз вырубали. Я сразу отключался. Первый раз после него проснулся с забинтованной в локте рукой — кровь брали из вены, я понял. А второй не помню, кажется, когда я бесился… Кать, да я там с ума сходил, — сообщил Тим, когда мы первого мая шли с коляской по Павшинскому пешеходному мосту. — Всё думал о тебе: где ты, добрался ли до тебя этот придурок, смогла ли ты спастись и жива ли вообще… По логике понимал, что Химик наверняка похитил тебя перед тем, как нарисоваться у меня и выманить из квартиры. Я места не находил. Винил себя, что оставил тебя… в ту ночь. Думал, что если бы не ушёл, Химик не смог бы тебя так просто забрать.
— Брось, — перебила я Тима. — Он всё равно хотел похитить меня и придумал бы способ. Мы просто не подумали изначально на Филина, вот и всё.
— Да… В общем, я мучился от вины и неизвестности и вдруг в конце января услышал твой голос из какого-то передатчика. Его я сразу узнал… Ты спрашивала что-то вроде «есть здесь кто?». Потом я слышал его ещё несколько дней подряд — ты называла своё имя, просила о помощи. Я-то вначале даже решил, что твой голос в голове у меня звучать стал. Во, думал, чокнулся, ха-ха… Оказывается, между уровнями была связь. Представляешь, как мне хотелось сбежать и найти тебя? Только это было проблематично… А однажды к тебе обратился мужской голос. Химика, я это понял. Он приказывал тебе отойти от двери, угрожал, что идёт за тобой… Когда после этого я перестал тебя слышать, то снова забеспокоился. Ребят, моих соседей, забирали из камер одного за другим, и к моменту моего побега нас осталось трое.
— Филин говорил, вас перед тем, как перевести, дезориентировали газом, — склонившись, я поправила в коляске одеяльце на заворчавшей во сне дочке и проверила её соску. — Тим, как же тебе удалось сохранить ясное сознание?
— Ну, Катюха, мне помогли две вещи. Первая — это то, что я запомнил: за несколько секунд перед заполнением палаты газом раздаётся хлопок. На самом деле я давно готовился к побегу, но для этого надо было дождаться, когда меня станут переводить… В ту ночь я услышал этот хлопок и был готов. Накинул на себя всё скудное постельное бельё, укрылся им с головой и прижал к носу футболку. Отчасти это сработало, но газ один фиг въедливый, и меня-таки слабенько, но торкнуло. И тут имеет значение уже вторая вещь: в молодости я ж иногда баловался дурманом, и эффект от него был очень схожим, причём тогда я хапал его полностью. Один раз под кайфом домой пришёл — во ловкость, выдержка и актёрство понадобились, чтоб не спалиться! А там из камеры меня выводил зомбоподобный охранник, так что прикинуться перед ним было легче, чем перед мамой.
Тим помахал руками и закатил глаза. Я засмеялась.
— В лифте до второго уровня я успешно изображал полусонного придурка, а на выходе из него сделал вид, что вообще заснул. Ну ему это не понравилось, небось башка его на такое запрограммирована не была. Короче, в итоге решил он меня тащить. Пронес через коридор второго уровня, открыл вход на лестницу, и тут-то я его ушатал. Забрал все ключи, прошёл на второй уровень и встретил этого доктора. Чтоб он меня сходу ничем не шмальнул, сказал, что я новый служащий лаборатории. А когда он разобрался, было поздно, вот так. Да и пушки-то у гада в итоге не оказалось…
День был погожий, и вокруг нас всюду сновали счастливые люди — семьи с детьми, влюблённые пары, компании друзей, а также любители велосипедов, самокатов и роликов. Наверняка они практически все не являлись высокоинтеллектуальными мессиями, надеждами глобального развития мира, но, тем не менее, их существование было важной частью этого самого будущего. Я думала о себе, о Тиме и о том, что нам пришлось сделать ради друг друга, дочки и всех, кто мог оказаться в дальнейшем новыми жертвами страшной лаборатории. Филин, упивающийся своим величием и эгоистично лишивший жизни единственных близких ради собственных интересов, не мог и представить, на что способны обычные, «недостойные жизни» люди и насколько далеко они готовы зайти ради спасения тех, к кому были привязаны. Привязанность или любовь — чувство, которое он пытался отнести к мешающей развитию слабости, и эта ошибка неоднократно ему аукнулась.
У самого подхода к Крокус-сити мы повернули в обратную сторону.
— Что, интересно, будет с НИИ, клиникой и фармкомпанией? — озвучила я вслух свои мысли.