Огрызки эпох

За черными от несмываемого дождями нагара соснами и березами у восточной границы наших угодий притаилось навевающее тоску пепелище — жалкие останки человеческого поселения, дотла сожженного вампирами. Я часто пробегал мимо него, мельком созерцая мрачный пейзаж, и спешил удалиться от зловещей лесной проплешины, распространявшей при малейшем дуновении ветерка смрадный запах гари. Природа понемногу затягивала выжженные раны дикой геранью и мелкой голубоватой травой, но я по-прежнему не переступал темной полосы. Жалость к владельцам продырявленных пламенем черепов и раскрошившихся костей, просвечивавших сквозь завалы недогоревших бревен, сдерживала мое любопытство.

К Шенигле я начал привыкать, по крайней мере, старался привыкнуть. Она была более постоянной частью стаи, чем низшие вампиры, и ее безотвязное преследование приходилось терпеть. Завести с ней дружбу я не намеревался; впрочем, это было взаимно. Но в редком удовольствии последить за ней себе не отказывал.

Очередная слежка за Шениглой непогожим майским вечером привела меня к пепелищу. Отмеряя круговые шажки, неслышно бормоча заклинания и взмахивая по очереди крыльями, она топталась на железной крышке подпола, рисовала на ней сажей колдовские знаки. Она была так увлечена исполнением ритуала, что не заметила моего приближения. Я задумал подшутить над ней и, едва она повернулась ко мне спиной, выпрыгнул из леса.

Со щелканьем и руганью Шенигла выскользнула из моих рук, потеряв несколько длинных перьев. Она уселась на ветку черной сосны и осыпала меня проклятиями. Я озорно улыбнулся в ответ. Заинтересованный причиной и целью ее ритуальной пляски, я откинул крышку подпола и пошарил рукой в горелых тряпичных клочках. Когти звякнули по маленькой шкатулке. Я вытащил находку, ладонями обтер ее от пепла. Шенигла испустила пронзительный крик и закачалась на ветке, раскинув крылья.

Шкатулка была сделана из малахита, а ее крышка приподнималась за изумрудный ромб. Я открыл ее под скрипучий визг Шениглы. Внутри находился кулон из белого полупрозрачного камня, нанизанный на черный шнурок.

«Девичий оберег», — возникло робкое предположение. Еще не прикоснувшись к нему, я чувствовал волшебную силу, клубившуюся внутри камня. Она притягивала меня, просила взять кулон. Я втянул когти и сунул пальцы в шкатулку.

— Не тронь! — завопила Шенигла, наклонившись и соединив кончики крыльев за спиной — Проклятье на дурную головешку навлечешь! Свободу потеряешь! В рабство на веки вечные угодишь!

«Рабство?!! Ха-ха! Ишь раскукарекалась, злыдня. Чего придумала! А сейчас я, по-твоему, не томлюсь в рабстве у атамана — самодура? Нет, раз ты говоришь так, я сделаю наоборот. Знать, волшебная безделушка принесет мне удачу».

Я вытащил оберег за шнурок и поднес к голове. Пернатая помеха сорвалась с ветки, щелкая зубастым клювом. Она растопырила когти, прицеливаясь отнять у меня оберег, но вырвавшийся из камня белый сгусток света подхватил ее и впечатал в распластанном виде в черную сосну. Шенигла с болезненным оханьем соскользнула на обугленное бревно.

Я надел оберег и благодарственно согрел его в руке. Постанывая, Шенигла приподняла голову. Пальцами на крыльях она почесала дергающийся хохолок.

— Все тебе припомню… Пр-р-рк! — застрекотала она. — Погоди у меня, Игнатьич.

Адская птица любила называть меня по отчеству.

— Лети, пока не ощипана, курочка, — усмехнулся я.

Помятая Шенигла взлетела над соснами, давая сильный переменный крен, и скрылась из вида.

Я продолжил поиски волшебных предметов, но больше ничего интересного не нашел.

Вернувшись к пепелищу пасмурным днем, я обнаружил, что лесная проплешина заполнена людьми.

На черной прогалине муравьями копошился разночинный народ: дворяне, крестьяне, купцы, доктора, учителя, студенты, чиновники, солдаты и офицеры, полицейские и помилованные арестанты, творческие деятели и хозяйственные прислужники, слетевшиеся в волшебный край со всех уголков родины. Среди них встречались плохо говорившие по-русски иностранцы.

Непроизвольная улыбка застыла на губах: скоро моя душа напитается новыми познаниями, почерпнутыми из книг и научных бесед, а тело — вкусной свежей кровью.

Люди дружно и усердно расчищали площадку для строительства. Мужчины оттаскивали и сваливали в кучи обугленные бревна и железные пласты крыш. Женщины с детьми сортировали и грузили на телеги мелкий мусор, кости людей и скота. Потные волы и тяжеловозные кони тянули обозы с осиновыми бревнами и домашним скарбом, крытые кибитки со свиньями и птицей. Лохматые перевертные волки, измазанные грязью по брюхо, пригоняли крупный и мелкий скот, табуны лошадей.

Если какой-нибудь благородный неженка отлынивал от работы, на него тут же накидывался «доброжелатель»: