Огрызки эпох

Снова любопытство втянуло меня в рискованную авантюру. Со всех сторон проверив поляну, по которой бродил ягненок, на наличие засады и ловушек, я мгновенно подлетел к растерянному животному и поймав его, упал с ним в траву, поскользнувшись на опутавшей кочку грибнице.

Я встал, удерживая голосящего от страха ягненка за ленточку на шее, и увидел, что к ленточке прикреплена записка:

  Я вашей слежки не боюсь,

  О, если были б вы смелы,
  Вы бы не спрятались в лесу,
  А сами бы ко мне пришли.

Не люблю, когда вкусная еда ускользает из-под носа. Еще меньше мне нравится добровольно отказываться от лакомого кусочка. Но ничего не поделать, нужно вести себя по-джентльменски, имея дело с настоящей леди, недавно прочитавшей собрание сочинений Байрона в оригинале, то есть на английском языке.

Жаль, я не наблюдал за Полиной, когда она, вечером услышав возле дома знакомое тихое «Бее-е!» вышла во двор, сняла свою записку с ленточки на шее ягненка и прочитала стихи на обратной стороне:

  Полина, как же вы жестоки!

  Я удивлен кудрявою посылкой!
  Вы несмышленого ребенка
  Отправили в лесную ссылку

  И прямо в руки палачу.

  Неужто ваше сердце — камень?
  Я в это верить не хочу.
  Его бы мне согреть руками,

  И прикоснуться к вашим пальцам —

  Теплы они, иль холодны как лед?
  Прошу вас, только не пугайтесь,
  Доверьтесь мне, и скоро страх пройдет.

  Как только вы увидите меня,

  Покорно отдадитесь без остатка,
  Позволите испить себя до дна,
  И вашу кровь последнею усладой
  Пред одинокой вечностью запомню я…

  Поверьте, моя радость,

  Я вам честно говорю,
  Что после вас
  Я никого не полюблю.
  И буду хмурым волком рыскать по долинам,
  Шепча в бреду: «Полина… Где же ты, Полина?»

Ответного письма я не находил несколько дней. Признаюсь, я так тщательно не обнюхивал деревья и кусты во время выслеживания лесной дичи, как при поиске стихотворного послания Полины.

Я вообще стал реже охотиться с момента получения от нее первого письма, одарившего меня изысканным запахом ее кожи, не столь острым, как человеческий, и не столь приторным, как вампирский. Ее запах казался соблазнительно близким. Я словно бы мог дотянуться до нее рукой. Но то была иллюзия.

И вдруг, осматривая забор со стороны леса, я заметил воткнутое между осиновыми столбами цивилизованное письмо в конверте.

  Позвольте, Тихон, мне узнать,
  Вы любите меня или хотите скушать
  Никак я не могу понять,
  К чему пустые ваши басни слушать.

  Немыслимых ждала произведений

  По красоте и гениальности своей.
  А вышло, что кошмарных сновидений
  Ваш настоящий облик должен быть страшней

  Коль обомлею я, увидев вас нежданно,

  Но вы ошиблись, робость мне чужда,
  Напрасно грезите, что мне желанны,
  В вас не влюблюсь, пожалуй, никогда.

  Не ужаснусь я, не воскликну «Ах!»,

  Будь вы уродливее всех чудовищ мира,
  Давно мечтаю подержать в руках
  Еще живое сердце мертвого вампира.

  Поверьте, не питаю к вам любви,

  А с нетерпеньем жду за вас награды,
  Не знаю, что кипит у вас внутри,
  Но мне сдается, вы тому не рады.

  Наступит долгий вечер, ночь еще длинней.

  Для всех признаний
  Я попрошу Андрея оседлать коней
  И в путь, за вами…

Письмо я истолковал как предупреждение о вечерней облаве служивых Отдела. Да и вправду, заняться им теперь вроде бы нечем. Город за осиновым забором разросся, обустроился. Вокруг домов оформлены палисадники, вскопаны грядки, сооружены конюшни, хлева и загоны для скота.